Cтанислав Притчин, аналитик программы Россия и Евразия в Чатам Хаус (Chatham House) рассказывает CAAN, насколько близки прикаспийские страны к соглашению о статусе моря и что это означает для энергетики и геополитики региона.
В Москве недавно прошла встреча глав внешнеполитических ведомств прикаспийских государств. По итогам встречи глава МИД РФ Сергей Лавров заявил, что стороны договорились по всем остававшимся вопросам о статусе Каспийского моря: фактически, текст соответствующей конвенции готов. По какому принципу был произведен раздел Каспия?
Ключевым моментом является то, что прикаспийские страны пока еще не разделили Каспий. Встреча министров иностранных дел, как правило, предваряет и является важнейшим этапом для саммита президентов. За историю переговорного процесса было проведено всего 7-8 встреч на уровне министров и 4 саммита на уровне президентов. Кстати, пятый по счету саммит должен был состояться еще в 2016 году. Решение об этом президенты приняли еще на встрече в Астрахани в 2014 году, но что-то пошло не так, видимо были какие-то сложности в переговорном процессе.
В июле прошлого года министры иностранных дел прикаспийских стран встретились в Астане и решили перенести саммит на более поздний срок. Откровенно говоря, от этой встречи, которая прошла в Москве, тоже никто особо не ждал прорыва, учитывая не первый уже перенос сроков саммита. Поэтому для меня это было полной неожиданностью, услышать по итогам переговоров, что стороны, наконец-то, приблизились к вопросу разрешения статуса Каспия и согласовали основные спорные моменты.
Что касается того, по какому принципу был произведен раздел Каспия, хочу сказать, что есть самый главный принцип, который используется при разделе, – это принцип компромисса. То есть при решении любых территориальных вопросов абсолютно неважно, каким образом будет проведена разделительная линия границы. Самое главное, чтобы участники переговоров в конечном итоге были согласны с разделом.
Относительно Каспийского моря. Если мы посмотрим на раздел дна северной части Каспийского моря, который завершился еще в 2003 году Россией, Казахстаном, Азербайджаном, стороны использовали принцип, довольно распространенный для решения территориальных вопросов на шельфе – срединную модифицированную линию. Почему дна? Потому что стороны оставляют акваторию, воздушное пространство над морем в общем ведении, а дно разделяют на сектора, чтобы иметь возможность добывать природные ресурсы. Теперь о серединной модифицированной линии. Она равноудалена от берегов противоположных сторон берега моря, водоема, то есть, она как бы оптимальная и максимально учитывает ту береговую линию, которую сторону имеют. Использование этого метода позволяет разделить море или водоем так, что сектор, контролируемый страной пропорционален ее береговой линии. Для примера среди прикаспийских стран Казахстан имеет самую длинную береговую линию и итоговый сектор также является самым большим.
По итогам переговоров в Москве министры обозначили некоторые договоренности. На мой взгляд, самое главное, что в основу конвенции о статусе будет заложен принцип срединной модифицированной линии. Что это означает? Это означает, что раздел северной части Каспийского моря признается легитимным всеми пятью странами, а переговоры о конкретных географических параметрах раздела между Азербайджаном и Туркменистаном, между Туркменистаном и Ираном, между Азербайджаном и Ираном будут проходить уже на двусторонней основе, но с учетом вот этой методологии. То есть, это уже дальше вопрос будет в юрисдикции двух или трех государств, которые не завершили делимитацию, но имеют позитивный опыт и методологию «северных стран» Каспия.
Таким образом, здесь основной принцип будет заключаться в том, что в конвенцию будет заложен принцип раздела срединной модифицированной линии, а стороны уже на двусторонней основе будут завершать переговоры по конкретной делимитации на южной части Каспия.
Почему раздел Каспия стал возможен сегодня? Какие факторы ускорили процесс? Может ли объясняться ускорение процесса по Каспию улучшением отношений России с Ираном, а также и ухудшением отношений России с США?
Здесь сложно сказать, потому что серьезных внешних изменений не произошло. Тот же ход переговоров. Я не вижу каких-то серьезных геополитических изменений, так как в принципе во всех пяти странах у власти находятся все те же самые люди, которые встречались и на прошлом саммите. И хотя внешняя конъюнктура в отношении России, Ирана со стороны Запада несколько ухудшилась, но она не является тем фактором, который мог бы продвинуть внутренние переговоры. Но, скорее всего, здесь ключевую роль сыграло то, что Иран согласился на принцип раздела дна моря по срединной модифицированной линии, чего раньше не было. До этого иранская сторона этот принцип отвергала, так как при таком принципе Иран доставался наименьший по размеру сектор Каспийского моря.
Понимаете, в чем дело, – нельзя взять и решить в один момент очень сложные международные вопросы. Знаете, если мы посмотрим на историю разделов отношений, например, России с Норвегией, США с Канадой, США и СССР то могу сказать, переговоры идут десятилетиями. Переговоры по таким вопросам, если речь идет о водоеме или земле, например, усложняет такой фактор, как природные ресурсы. Сегодня Каспийское море, как вы знаете, богат крупными запасами углеводородного сырья, поэтому очень сложно вести такого рода переговоры.
То, что стороны на протяжении 22 лет (переговоры начались в 1996 году) прошли сложный путь, и в следующем году ожидается подписание конвенции, я считаю это большим успехом, так как Каспийское море, помимо того, что здесь пять игроков, а не два игрока, представляет собой очень важный геостратегический регион, который, как я отметил уже, богат природными ресурсами, которые например, для Азербайджана, стали основным экспортным продуктом, я имею в виду успешный проект освоения при участии иностранных компаний Азери-Чираг-Гюнешли.
Поэтому при разделе Каспийского моря стороны вели переговоры не только о территории, но и во многом о вещах, которые определяют независимость и суверенитет. Несмотря на сложности и противоречия, сторонам удалось без серьезных конфликтов, без каких-то демаршей сохранить на протяжении 22 лет конструктивный настрой, и согласовать в конечном итоге принцип раздела Каспия и создать легальный статус для сотрудничества в регионе. Я считаю это очень большим достижением всех участников переговорного процесса.
То, что мы сегодня имеем, – это результат многолетних и сложных переговоров.
Как сейчас развиваются отношения России с Ираном?
Отношения России с Ираном в значительной степени улучшились после того, как к власти в 2013 году пришел Хасан Рухани, и с тех пор в целом очень прагматично выстраивались отношения у Ирана не только с Россией, но и со всеми другими прикаспийскими странами. Сейчас это укрепляется еще совместными интересами и совместными действиями по борьбе с террористами и операцией в Сирии. Поэтому здесь то, что Россия и Иран выступают за позитивный диалог на Каспийском регионе – это в целом логично вписывается в ту логику и в те отношения, которые на данный момент сложились между двумя странами.
Возможно ли то, что Тегеран пошел на компромисс в свете ожидаемых санкций со стороны США?
Я не думаю. Я не вижу серьезного усиления давления на данный момент. В 2007-2013 годах ситуация вокруг Ирана была более взрывоопасна. Еще не было подписано соглашения о всеобъемлющем плане разрешения ядерного кризиса вокруг Ирана и существовал риск военного разрешения конфликта. Сейчас основной риск – выход США из соглашения, но это не тот фактор, который бы мог заставить Иран пойти на компромисс по Каспию.
Я думаю в целом, что с приходом к власти Рухани иранская внешняя политика стала прагматичной. Даже для нее потребовалось время для того, чтобы пойти на компромисс, согласовать с другими политическими силами внутри Ирана вопрос раздела моря. Иранская политическая система достаточно сложная и в ней невозможно, чтобы один президент принял решение по согласованию статуса Каспийского моря, без согласования этого вопроса с другими институтами, политическими силами. Для всего нужно время и для всего нужны переговоры, нужен диалог, самое главное то, что у прикаспийских стран есть этот диалог.
Как соглашение повлияет на трубопроводные проекты в регионе – Транскаспийский трубопровод?
Вот это, наверное, второй фактор, который способствовал разрешению вопроса о правовом статусе Каспия. То есть, позиция Туркменистана заключалась в том, что вопрос реализации трубопроводного проекта должен быть согласован с участием только тех стран каспийского бассейна, через территории которых эта труба будет проходить. Россия, Иран и Казахстан же настаивали на том, что необходимо согласование всех пяти стран, потому что есть фактор сложной экологической ситуации и любой такой проект, по мнению этих стран, затрагивает интересы всех игроков.
Судя по заявлению Халафа Халафова, мы можем говорить о том, что сейчас формула найдена, и те страны, которые не соглашались с позицией Туркменистана, теперь склонились к его позиции. Это означает, что Россия и Иран опять же пошли на компромисс и смягчили свои позиции по отношению к этому вопросу. Таким образом, после подписания конвенции у Туркменистана появятся все политические возможности для того, чтобы реализовать трубопроводный проект с теми игроками Каспийского бассейна, которые захотят быть вовлеченными в него.
Зачем России смягчать позицию по Транскаспийскому трубопроводу после длительного сопротивления этому проекту? С другой стороны, Туркменистан, говорят, обсуждает возможности возобновления экспорта газа в Россию и отношения Туркменистана с Россией улучшились.
Мне сложно сказать, потому что, с одной стороны, мне кажется, что в ближайшей перспективе нет возможности поставок туркменского газа в Европу, так как этот трубопровод очень дорогой. Если снять все юридические препоны, остается очень много финансовых и технических вопросов, потому что никто в такой сложной географической и геологической зоне, не прокладывал бы магистральные газопроводы. У Азербайджана очень серьезная компетенция по строительству подводных трубопроводов, но это, в основном, не магистральные, то есть, есть разница в давлении в трубопроводах. Ну, самое главное финансовый вопрос, поэтому в ближайшей перспективе я не вижу возможности для строительства газопровода, если даже все юридические препоны будут сняты. Но опять же это заявление Халаф Халафова в принципе никем не было опровергнуто, но давайте посмотрим, как будет звучать этот пункт в итоговой конвенции, и тогда мы будем примерно говорить, насколько возможно политически строительство Транскаспийского газопровода.
Как вы оцениваете возможности торговли сжиженным газом на Каспии? Министр энергетики РК Канат Бозумбаев заявил недавно, что Казахстан рассматривает строительство на Западе Казахстана LNG-завода с последующей транспортировкой этой продукции через Азербайджан на мировые рынки.
На мой взгляд, это не представляется возможным, потому что в процессе использования сжиженного газа применяются очень дорогие технологии. Имеет смысл строить заводы по производству сжиженного газа в том случае, если имеются крупные объемы газа и поставки газа могут быть диверсифицированы. Строить на Каспии дорогостоящее оборудование для того, чтобы переправить газ на другую сторону Каспия, потом на дорогостоящем оборудовании опять сжижать этот газ, не имеет никакой экономической целесообразности.
Есть ли серьезный повод беспокоиться о безопасности в регионе?
Наверное, нет, потому что нет серьезных вызовов. Политически стороны согласовали все основные принципы обеспечения безопасности в регионе, а именно – мирный статус моря, при котором все споры решаются путем переговоров, а также непредоставления своей территории третьим, не каспийским странам, для агрессии или враждебных действий против соседей.
Помимо этого в регионе нет серьезных конфликтов между странами, которые могли бы повлиять на безопасность в регионе. С другой стороны, внешние вызовы – Афганистан – не настолько сейчас актуальны и удалены географически. То же можно сказать про Сирию. Поэтому каких-то серьезных очагов для безопасности нет. Более того, у сторон очень четко прописаны правила и имеется формат взаимодействия по вопросам безопасности, – диалог и учения, которые проводятся, и основные принципы согласованы. Поэтому, в целом ситуация с безопасностью в каспийском регионе достаточно стабильная.
Но все пишут о реальных угрозах возвращения боевиков ИГ домой или в Афганистан. Не слишком ли оптимистичен ваш взгляд на безопасность?
Мы немного говорим о разных вещах. Возвращение боевиков домой – это проблема внутренней безопасности страны и координации, это не военная угроза для каспийского региона. Здесь мы, в первую очередь, говорим о внутренней угрозе, так как эти люди, если они возвращаются, то возвращаются по одному или по две, они не могут серьезно подорвать ситуацию с безопасностью в регионе Каспийского моря, но, вместе с тем, они несут серьезные риски для внутренней безопасности региона. У прикаспийских стран есть соглашение о совместной борьбе с терроризмом, бандитизмом и трансграничным криминалом, которое было подписано в 2010 году. Здесь координация идет и думаю, что есть все необходимые нормативы для сотрудничества и координации борьбы с этими угрозами.
В 2018 году в Казахстане пройдет еще один раунд переговоров, где прикаспийские страны подпишут конвенцию о разрешении правового статуса Каспия. То есть, можно ожидать, что страны подпишут конвенцию?
Знаете, у меня вызывает оптимизм то, что Сергей Лавров заявил, что переговоры пройдут в первой половине 2018 года, то есть обычно, когда говорят, что саммит пройдет в следующем году, не конкретизируя сроки, то в таком случае может пройти позже, например. То, что здесь есть конкретная привязка ко времени – к первой половине 2018 года, значит, достаточно высокий уровень согласованности документов и по большей части все остальные министры подтвердили эту позицию. И сейчас даже на стадии обсуждения конкретные даты проведения саммита, а не только то, что он пройдет в следующем году. Это означает, что вопрос о сроках проведения уже на столе переговоров. Поэтому я считаю, что здесь очень высокая доля вероятности, что в следующем году в Астане будет подписана конвенция о статусе Каспийского моря.
