Президент Казахстана, Нурсултан Назарбаев, отличается стратегическим мышлением. Обладая несомненным умением схватывать мировые тенденции до того, как они станут фактом, он уже на протяжении 25 лет пытается вывести страну в технократические лидеры. Во всех инициированных им стратегиях – от самой ранней «стратегии 2030» до «стратегии – 2050», неизменным остается фокус на модернизации, инновациях, науке, важности зарубежного опыта и обмена знанием. Эта цель является сокровенной мечтой президента, не устающего пытаться внести в мировое развитие свой «казахстанский» вклад (будь это ядерное разоружение, региональное миротворчество или мировая валюта). Цель – сделать Казахстан к 2050 году одной из самых развитых стран мира.
Но несмотря на все эти стратегии и цели, к началу третьей декады 21 века и пройдя почти половину пути до заветного 2050 года, Казахстан остается нефтяной экономикой, зависящей от внешних рынков, а перспективы трансформации в развитое государство на фоне накопленных социальных и экономических проблем становятся все более сомнительными.
Казалось бы еще недавно, в начале 2000-х годов, ощущалось воодушевление, страна была в лидерах региона по ряду параметров, модернизация или путь к ней происходил не на бумаге, а на деле, у нас на глазах. Были надежды на инновационное развитие, на программу Болашак, новые университеты. На слуху были такие словосочетания, как «умный холодильник», «умный телевизор», «умный автомобиль», «умный дом», «умная дорога», «умный город» и так далее. Хотя «умная страна» как концепт не звучала ни в государственных речах, ни в обществе. Более того, ни своего «умного холодильника», ни своего «умного телевизора» за эти годы мы так и не создали, не говоря о других более важных вещах. Потому что мы практически остановились в следовании по этому цивилизационному пути.
Это теперь ясно всем, что новые виды энергетики детерминируют развитие новых видов машин и инструментов, создавая новые эффективные производственные алгоритмы – технологии, которые, в свою очередь, производят уже новые продукты, товары. За примерами далеко ходить не надо – это Apple, Tesla, Toyota, Google, Amazon и т.д. Такое понимание платформ экономического, социального и политического развития человеческих сообществ в период создания постиндустриальной экономики способствовало развитию интегральных подвижек и шагов, включая вычислительные способности машин, к переходу капитализма к цифровой форме развития, то есть самовоспроизводства как капитала человеческой личности – Стива Джобса, Илона Маска и далее по списку.
Здесь дело в том, что развитыми страны Запада стали как раз на заре капиталистического способа производства, они создали, сохранили и приумножили свой богатейший опыт капиталистического развития потому, что постоянно двигались вперед на основе демократических процедур. Не случайно тот же К.Маркс писал свой фундаментальный труд на основе изучения развития капитализма в Англии, буржуазная революция в которой произошла раньше чем во всех остальных странах мира и которая была (да и сейчас остается) ведущей страной капитализма. Западные демократии изначально создавали свои стандарты производства, управления и социальной жизни, складывали алгоритмы модернизации на основе собственного, а не чужого опыта. Сама модернизация начиналась в этих странах изначально именно как собственный проект сохранения и усиления конкурентоспособности. Первичное и самостоятельное создание высококонкурентной продукции намного сложнее того, чем просто копирование, поскольку предполагает наличие собственной развитой инфраструктуры и технологических разработок. Оно основано на многократной проверке качества, устранении недоработок и функционировании мощной системы эксплуатации.
Иными словами, именно развитый рынок производства, распределения, обмена и потребления стал фундаментальной основой лидерства западных демократий в социально-экономическом развитии. Они создали свою «сказку», свою экономико-демократическую реальность и стали жить в ней. Наши же страны изначально были лишь потребителями чужого социально-экономического опыта, пытаясь приспособить его к собственным условиям. Заметьте, буржуазная революция в той же России произошла без малого на триста лет позже, чем революция в Англии, а Казахстан лишь с обретением независимости приступил к созданию либеральной экономики. Поэтому наша модернизация просто изначально не была и не является собственным изобретением. Она не является глубоко опосредованной рынком собственной экономической системы творением, а является по сути не всегда грамотно заимствованным инструментом развития. Отсюда проистекают все наши беды.
Мы, наша экономика, как и все инструменты и институты ее развития, изначально и в результате не являемся нашим собственным изобретением, поскольку наши государства вступили в функционирующую на капиталистических принципах мировую экономическую систему гораздо позже и были вынуждены принять уже существующие «правила игры». Поэтому мы живем фактически не собственной, а «чужой жизнью» и вынуждены вследствие отставания (отсутствия гигантского исторического опыта капиталистического развития) опираться на модель «догоняющего развития» с ее убогими импортозамещающими и изжившими себя суверенно-планомерными формами псевдо-конкуренции.
То же касается и форм социального и политического развития. Вследствие отставания развития самого способа производства, у нас не произошла реформация религии, не развились ни экономическая, ни политическая демократии, исторически не вызрели и не сформировались независимые от высшей (исполнительной) власти социально-политические институты (основные классы, профсоюзы, неправительственные организации, партии, парламентская система, суды и т.д.), не оформились системы сдержек и противовесов в политических системах государств. Поэтому и идеологии наших государств сформировались во многом искусственно, а не вызревали в борьбе друг с другом. Та же социал-демократическая идеология, благодаря которой послевоенная Европа вышла на наивысшие стандарты качества жизни, в наших странах фактически находится на задворках политического поля. Развитые государства живут в современном ценностном измерении, мы лишь только пытаемся приспособиться к нему.
В этой связи, говорить о достижении к 2050 году уровня развития 30 самых развитых государств мира не приходится, поскольку ни в вышеобозначенных, ни в других областях или сферах общественного сознания нам не удастся преодолеть культурно-исторический, я бы даже сказал, межформационный разрыв между нами и развитыми демократиями.
Естественно, перед нами таким образом встает и главная задача – существенно ограничить власть государства в экономической и социальной сферах, реально уравняв и противопоставив полномочия, права и свободы самих ветвей власти – законодательной, судебной и исполнительной. И к этому мы можем прийти только приняв новый вектор развития нашей политической системы, начав в условиях предстоящей смены власти реальный, а не фиктивный переход к президентско-парламентской форме правления в государстве. Речь идет о решительной перестройке нашей политической системы на основе принципов повсеместной конкуренции. Поскольку речь идет о правах институтов власти, то было бы чрезвычайно важно сменить одновременно и систему права – внедрить чисто англосаксонскую либо какую-либо компенсационную модель с ее акцентами на состязательность и прецедентность. Это изменило бы сам исторический и культурный контекст нашего развития с авторитарного на демократический и способствовало бы существенному ускорению процесса модернизации общественного сознания через реформацию религиозного чувства и отношения, через механизмы социальных лифтов и смены политических элит.
Уже немногое будет зависеть от президента хотя бы в силу возраста. Даже его воли недостаточно, чтобы сменить политическую систему, принять соответствующие законы о состязательности и конкуренции в партиях, о выборах, о формировании нового парламента, суда и других государственных институтов на основе сугубо либеральной идеологии, а не смешанного, «гибридного авторитаризма». И в день Первого президента мне лично становится ясным, что то, каким будет Казахстан-2050, зависит не от Назарбаева, а уже от его преемника.
