Кристофер Шварц – американский журналист, живет и работает в Центральной Азии с 2009 года – тогда он был назначен выпускающим редактором (а позже и главным редактором) английской версии NewEurasia Citizen Media – первого и крупнейшего сообщества журналистов Центральной Азии. Кристофер Шварц – главный корреспондент журнала о культуре и политике Центральной Азии Open Central Asia, а также преподает в Американском Университете в Центральной Азии на факультете журналистики. В 2011 он опубликовал книгу «CyberChaikhana: Digital Conversations from Central Asia» («Кибер-чайхана: цифровые беседы из Центральной Азии») на русском и английском языках.
– О чем рассказывает ваша книга «Кибер-чайхана»? Как появилась идея написать ее? Как отреагировали на книгу местные читатели?
«Кибер-чайхана» – это хроника событий 2005-2010 годов в Центральной Азии с точки зрения тогда еще молодого блог-сообщества. Книга уникальна в том плане, что для анализа был использован контент блогов местных авторов. Книга состоит из десяти глав, пять посвящены каждой республике в ЦА в отдельности, и еще пять – раскрывают темы и проблемы, которые присущи всему региону в целом. При этом книга использовала контент самих блогеров для изучения своих тем.
Идея книги пришла от основателя сайта NewEurasia, Бена Бансала (урожденный Паарманн), а профинансировал ее нидерландский фонд Hivos. Меня пригласили в марте 2008 года, и моей обязанностью было организовать контент и собственно написать книгу. Это заняло много времени, поскольку уже на тот период сформировался огромный объем блогингового контента на русском и других языках, которые мне нужно было изучить. Книга была подготовлена и опубликована на английском и русском языках в апреле 2011 года, и мы бесплатно распространяли ее по университетам, библиотекам, а также и информационным агентствам в Кыргызстане и Казахстане. Кроме того, нам удалось распространить ее и в Узбекистане.
В результате, книга получила хорошие отклики, причем не только на местном уровне. Ею заинтересовались казахстанские информационные агентства, а также «The Stream» Аль-Джазиры, взявшие у меня интервью. Примечательно, что мое интервью The Stream было восьмым и финальным эпизодом передачи, после чего передача стартовала официально и с тех пор является одним из самых успешных проектов Аль-Джазиры.
Я думаю, что больше всего местных читателей удивил тот факт, что меня, как писателя, почти не было в книге – большая часть текста состоит из блог-постов. Моя задача как писателя и редактора была, прежде всего, контекстуализировать их и найти в них связующее звено. Местные читатели, скорее всего, ожидали услышать очередного«авторитетного» человека с Запада, но вместо этого услышали мнения своих соотечественников по различным насущным вопросам – один или два читателя, которых я встречал, даже лично знали этих авторов-блогеров!
– Как Вы считаете, что бы включала подобная книга, если бы ее готовили к выпуску сегодня? С 2011 года блогосфера ЦА претерпела большие изменения. На слуху сейчас другие имена и темы (кстати, необязательно лучше, чем «старая гвардия» 2000-х).
Согласен, и мы с коллегами на самом деле думали о переиздании книги. И если бы этому предстояло случиться, то мы бы обязательно включили тему экологии как общую проблему региона, а главы по каждой стране в отдельности обновили бы, и возможно, даже целиком. Это был бы большой и, безусловно, интересный проект. К сожалению, фонд Hivos не участвует в проектах Центральной Азии так, как раньше, и другие доноры, с которыми мы уже обсуждали эту идею, не проявили интереса. Книга в своем сегодняшнем виде важна, поскольку в ней зафиксирован момент развития не только региона, но также становления многих ранних блогеров. Я получил высшее образование в нескольких направлениях, в том числе в истории, и как историку мне нравится думать, что «КиберЧайхана» – это своего рода хроника и что голоса блогеров будут живы и в будущем, поскольку их зафиксировали в тексте. Тем не менее, было бы здорово озвучить новые голоса и мнения.
– Экзистенциальный вопрос о состоянии журналистики в Центральной Азии. Учитывая, что политический климат в регионе создает барьеры, а стандарты советской журналистики были во многом связаны с цензурой, что могут сделать журналисты для выполнения своей миссии? И в чем состоит их миссия?
Политический климат в Центральной Азии действительно является барьером, но, подобно погоде, он постоянно меняется. Тогда как в Таджикистане и Казахстане пока что грозовые облака, в Узбекистане небо проясняется и выглядывает солнце. Однако настоящий сюрприз, скорее всего, нам преподнесут Кыргызстан и Туркменистан.
Кыргызстан, конечно же, имеет самый развитый и открытый медиа-ландшафт в Центральной Азии, а Туркменистан в этом плане – наименее развитый и наиболее закрытый. Тем не менее, недавние действия нынешней администрации президента Кыргызстана, в частности судебные процессы, инициированные генеральным прокурором в отношении некоторых информационных агентств, и вероятная депортация российского журналиста, стали холодным душем. Будет ли это новой нормой или рассеется после президентских выборов, пока не ясно. Лично я считаю, что это временное явление, но оно создало негативный прецедент для страны в средне- и долгосрочной перспективе, так как теперь власти видят принцип “lawfare” (т.е. использование закона с целью нанесения урона врагу, например, путем его дискредитирования) в действии.
Что касается Туркменистана, то здесь, по-видимому, происходит серьезный экономический кризис. Недавно правительство решило сократить финансирование государственных информационных агентств. В Туркменистане информационные агентства исключительно государственные; частные СМИ фактически запрещены, а независимые журналисты заключены в тюрьму, некоторые даже подвергались пыткам с помощью психиатрических методов. Поэтому решение властей Туркменистана шокирует, так как во время кризиса можно было бы ожидать, что тоталитарное правительство захочет вложить еще больше ресурсов в свои медиа-источники для получения большего контроля над ходом событий.
Очень сложно диагностировать причину кризиса профессионализма. Конечно же, здесь и советское наследие, но и множество других проблем. Низкие зарплаты, чрезмерно капиталистическая модель СМИ в Кыргызстане и, наоборот, чрезмерно огосударствленная модель в других центральноазиатских странах. Но больше всего это пренебрежение или даже неуважение к принципу беспристрастности и незнание, как справиться с чьим-либо влиянием.
Касательно влияния, то тут имеется понимание, что если есть вопрос, который может каким-либо образом задеть имидж политика X или бизнесмена Y, то его нельзя освещать, либо нужно, но исключительно в пользу или против заинтересованной стороны. Подобная логика принятия решений, основанная целиком на страхе, довольно заурядна, поскольку рассматривает власть как нечто монолитное и богоподобное. Западные журналисты постоянно сталкиваются с проблемой влияния. Увеличение найма на условиях неполного рабочего дня и травля с использованием текстовых сообщений в интернете на базе Twitter создали для западных журналистов многие из ужасных условий и опасений, схожих с центральноазиатскими. Тем не менее, большинство западных журналистов все еще пытаются выполнять свою работу. Это потому, что они всерьез размышляют о структуре власти. Они спрашивают себя: действительно ли у заинтересованных сторон есть возможность причинить вред? Если так, то какой?
Что касается беспристрастности, то я подозреваю, что многие центральноазиатские журналисты верят, возможно, сами того не осознавая, что их работа должна непременно отражать какое-то одно, единственно правильное мнение – будь то сообщества или власти. Это по-прежнему скорее «пролетарский» подход к новостям, нежели профессиональный. Миссия журналистики – оставаться беспристрастной и объективной, что является предпосылкой к еще одной важной миссии – делать открытия, понятные пристрастной и субъективной аудитории, и имеющие к ней прямое отношение. Другими словами, журналист должен постоянно находиться в роли «беспристрастного наблюдателя» (“impartial spectator”, устойчивое выражение в американской и британской журналистике), верящего, что защита правды в конечном итоге отвечает интересам сообщества, для которого пишет журналист.
Понять, что лежит в основе принципа «беспристрастного наблюдателя», несложно. Просто скопируйте любую статью из «Нью-Йорк Таймс» или BBC в Google Translator, чтобы прочитать ее на русском, казахском, кыргызском или узбекском языках. Сядьте поудобней с чашкой кофе или «кок чая» и постарайтесь проанализировать, как пишет журналист, мысленно задаваясь вопросами: В каком тоне написана статья? Приводит ли журналист логические аргументы – по каждому пункту вопроса или выборочно? Указаны ли источники информации и информанты (в качественной статье анонимные источники отсутствуют либо их число минимально)? Для еще более точного представления, изучите Кодекс этики общества (для этого можете погуглить Society for Professional Journalists’ Code of Ethics и перевести документ через Google Translator). Журналистам, возможно, будет интересно изучить этот кодекс и сопоставить его со своими принципами и опытом.
– Расскажите о преподавании журналистики в Центральной Азии? Какие предметы вы ведете и каков ваш подход?
Журналистское образование в Центральной Азии все еще в зачаточном состоянии. И хотя в регионе все больше людей с высшим образованием в этой сфере – как следствие увлеченности университетов факультетами журналистики – качество пока под вопросом.
Многие университеты преподают журналистику в контексте советских рамок «филологии», тогда как другие не всегда различают журналистику от СМИ – а это не одно и то же, хотя тесно взаимосвязано. Я встречал много выпускников факультетов журналистики, которые хорошо понимали методы кинопроизводства, радиовещания, видео-блогинга и фоторепортажей, но имели слабое представление о том, что они хотят сказать через эти платформы. Еще меньше они понимали, как следует проверять факты и источники, и, прежде всего, как применять принцип сторителинга (storytelling, рассказывание личных историй, относительно новый принцип, который нарушает установку “мы говорим, вы слушаете», тем самым приближая журналиста к читателю). В каких случаях сюжет лучше подать с помощью традиционного новостного сообщения, а когда – через что-то более креативное, и что будет уместно в новостной подаче, а что – в креативном проекте?
К примеру, я видел два совершенно разных студенческих проекта о бездомных в Бишкеке. Один проект исследовал приюты для бездомных, а другой – повседневную жизнь этих людей. Между этими проектами была огромная разница. Проект о приютах для бездомных требовал контекста: какие законы регулируют этот вопрос? Какова статистика по бездомным? Сколько приютов существует? И многие подобные вопросы. Проект о повседневной жизни бездомных не требовал ничего такого, нужен был только подход – как мы это называем в английском – «немигающего взгляда» (unblinking eye), избегающий упрощения и излишней эмоциональности. Проект о повседневной жизни бездомных в итоге оказался захватывающим, студент добился исполнения на уровне короткометражки в стиле Стива Маккуина. Проект о бездомном жилье, напротив, стал катастрофой. Автор хотела по-настоящему отразить ужас жизни в приюте для бездомных, но в рамках своего подхода не смогла этого сделать, т.е. предоставить какие-либо статистические данные или опросить экспертов и представителей власти.
Я не гуру преподавания журналистики, по крайней мере, пока. В предстоящем учебном году я буду экспериментировать с тем, что называется «обучение на уровне построения предложений», чтобы научить студентов основам написания новостей. Обучение на уровне построения предложений – это метод преподавания критического мышления с помощью композиции, разработанный школьной системой Нью-Йорка. Согласно этому методу, сначала ребята учатся, как использовать логические союзы в языке, чтобы построить связные и аргументированные предложения. После освоения этой идеи, они перейдут к написанию абзацев, смысл которых – высказать одну мысль и развить ее детально (1 абзац=1 мысль). Только после этого студенты возьмутся за написание эссе, в котором они смогут совершить силлогические умозаключения и тем самым развить свою точку зрения на поставленный вопрос. Этот подход является новым – результаты исследования его эффективности были опубликованы только в январе 2017 года, поэтому мне еще только предстоит его испробовать. Посмотрим, удастся ли мне это сделать.
Я очень хочу преуспеть в этом, потому что даже в АУЦА нам нелегко донести необходимые организационные и мыслительные навыки нашим студентам-журналистам. Прошлой весной я вел курс по «Журналистским расследованиям» в формате небольшой новостной команды, где выступал в качестве редактора, а студенты должны были самостоятельно разрабатывать сюжеты, требующие полевых работ и базовых навыков расследования. Студенты были замечательные и способные, но, в процессе выяснилось, что им не хватало воображения, чтобы даже представить себе сюжет расследования, не говоря уже о том, чтобы самоорганизоваться и провести такое расследование.
Помню, как предложил им тему, которую сам хотел исследовать: бюро переводов в Бишкеке используют Google Translator и не редактируют текст после, но берут втридорога за свои услуги. Страдают все категории клиентов, но особенно бросаются в глаза люди, приехавшие из сел, поскольку они не знают хорошо русский язык, чтобы распознать ошибки. Так вот, мои студенты были ошеломлены. «Разве это может быть темой для журналистских расследований?» – вопрошали они, – «Какими методами мы можем это расследовать?» Это же просто, ребята, пока пробежитесь по разным бюро переводов с одним и тем же документом, попросите их перевести его, а затем сравните их переводы с тем, что делает Google Translator. Сделайте это несколько раз с несколькими разными документами, каждый раз используя разных студентов, чтобы агентства ни о чем не заподозрили, и вуаля!
Тогда я понял, что нужен новый проект, который бы объединил всех учеников, но в то же время чтобы каждый из них мог бы заниматься им индивидуально. Так появилась идея опроса по поводу президентства Дональда Трампа в Кыргызстане. Этот проект мы со студентами успешно провели в Бишкеке в марте 2016 года среди молодежи с высшим образованием. Вопрос был простой, но интересный: проголосовали ли бы они за Дональда Трампа как кандидата в президенты Кыргызстана, если бы была такая возможность. Очень многие (45%)ответили отрицательно, но большинство (51%) поддержало эту идею, и было очень интересно интерпретировать это (подробнее о проекте и анализе вы можете прочитать здесь). Проект помог студентам изучить опрос как способ получения информации, анализировать данные, и как представлять результаты опроса целевой аудитории. Также проект научил студентов методу полевого исследования, а также обучил основам работы с данными.
Самым полезным уроком проекта стало то, что студенты столкнулись с собственными предубеждениями. Например, задавать людям вопрос, проголосовали бы они за Трампа на предстоящих президентских выборах в Кыргызстане. Некоторые студенты посчитали это странным вопросом. На вопрос «Почему?» они отвечали: «Потому что этого никогда не будет». Конечно, но дело не в этом, верно? Это мысленный эксперимент. Они задумываются – «Нет». Почему? Тогда они начинают объяснять мне свои причины и понимать: «О, ничего себе, только что понял, что есть много причин, почему я не хотел бы, чтобы он был здесь президентом».
– Многие международные организации проводят тренинги по финансовой аналитической и расследовательской журналистике. Насколько эффективны такие тренинги?
Я сам проработал тренером по журналистике несколько лет, и у меня смешанные чувства об их эффективности, по крайней мере, в том виде, в каком они разрабатываются и реализуются.
Международные медиа-тренинги имеют хороший потенциал, поскольку это асимметричный метод для внешних акторов (демократические правительства, международные гражданские организации, международные доноры) для позитивного влияния на внутреннюю обстановку в Центральной Азии. По сравнению с более интенсивными программами по продвижению гражданских свобод, они относительно рентабельны, так как культивируют человеческие ресурсы, способные привнести перемены в будущем. Более того, технологические возможности журналистики не стоят на месте, а авторитаризм в регионе остается прежним, так что смысл существования таких тренингов обоснован.
Тем не менее, в данной сфере свои проблемы. Во-первых, модель тренингов действительно существенно не изменилась. Я называю это «модель парашюта». Да, мы уделяем больше внимания интерактивности и равенству – все реже всемогущие западные тренеры приезжают просвещать бедную, невежественную и отсталую в их представлении Центральную Азию, все чаще применяются демократические методы обучения, и тренинги чаще задействуют тренеров ЦА для обучения своих соотечественников. Но по сути тренинги проходят в таком формате, где тренер приезжает на несколько дней/недель, передает знания и навыки, а затем отбывает. Что в 1991 году, что сегодня, дальнейшее кураторство (follow-up) над участниками не ведется.
Под кураторством я имею в виду объединение тренингов с фактическим результатом по истечении времени, с критериями оценки. Редко тренеры проверяют материалы, подготовленные обучившимися после завершения тренинга. И уж вовсе не распространено понимание необходимости повторных тренингов или встреч их выпускников через три-шесть месяцев или год спустя для закрепления знаний и обмена опытом по применению новых знаний. Тренинг рассматривается как исчерпывающее событие, а не как часть более масштабной обучающей программы. Чтобы получить максимальные результаты от медиа-тренингов, необходимо покончить с этой логикой, ориентированной на событийность, и сконцентрироваться на процессе обучения.
Было время, когда ЦА находилась на задворках мира, но ситуация меняется. Для того чтобы блогинг пришел в ЦА, потребовалось около десятилетия. Но если считать, что эпоха журналистики данных берет свое начало в 2010 году (с утечками WikiLeaks и Челси Мэннинг), то ей понадобилось семь лет, чтобы прийти в ЦА (первый тренинг в регионе по журналистике данных, спонсированный ПРООН, прошел недавно в АУЦА). Но опять же, никто не будет держать контакт со слушателями, когда они завершат тренинг. А специфика журналистики данных в Центральной Азии совершенно иная, чем на Западе, из-за уровня секретности здешних правительств. Журналистам ЦА нужна долгосрочная поддержка. Мне известно, что сама тренер заинтересована в оказании такой поддержки, но насколько я могу судить, ПРООН в этом смысле придерживается такой же модели, как и другие организации.
Мы с коллегами из NewEurasia в прошлом делали попытки внедрить более систематический подход к медиа-тренингам. Такой подход бы включал несколько модулей в течение нескольких лет в сочетании с реальной журналистской практикой. Однако, к сожалению, заинтересованность доноров в финансировании такого проекта была крайне низкой. Проект рассматривался ими как «слишком дорогостоящий». Это не означает, что системный подход никогда не используется, – такие попытки предпринимались, но редко.
Еще одна оговорка, связанная с опытом и знаниями, которым обучают на тренингах. Например, я уже упоминал, что все чаще обучение ведут выходцы из ЦА, что, несомненно, замечательно. Но кто эти люди? Очень часто это экспатрианты, т.к. люди, родившиеся в ЦА, но уже долго время живущие и работающие заграницей. Они востребованы, поскольку на них легче выйти и наладить контакт, а также, возможно, являются «известными фигурами», которым доверяют доноры. Однако всегда ли они используют свою позицию экспатриантов для изучения других регионов мира, тем самым обогащая свои знания в плане глобальных перспектив? Иногда да, но чаще всего нет.
Это приводит к большой и сложной проблеме утечки мозгов. Очень часто медиа-тренинги, предоставляя участникам трамплин для прыжка в мир иностранных академических программ, приводят их в конечном счете к эмиграции. Конечно же, неправильно было бы осуждать журналистов из ЦА за то, что они исчерпали себя в условиях авторитаризма и просто хотят иметь достойную работу. Однако это усугубляет проблему качества человеческих ресурсов в Центральной Азии. Выезд из страны высококлассного журналиста – это не только в интересах самого журналиста, но еще и играет на руку интересам правящих элит, которых такой журналист способен обличить.
Наконец, существует также проблема, что большинство сторонних акторов недостаточно заботятся о передаче не только знаний и навыков, но и этических принципов. Российское правительство проводит свои медиа-тренинги, которые в педагогическом плане даже сильнее, чем их западные аналоги, но тренеры определенно так или иначе передают «пролетарское» (централизованное) видение журналистики.
– Как насчет «голоса» Центральной Азии заграницей? Многие эмигрировавшие журналисты могли бы свободнее освещать проблемы региона – как, например, смогли азербайджанские журналисты развернуть информационную кампанию на Западе в защиту Хадиджы Исмаиловой и других заключенных журналистов. Есть ли такой «голос» у журналистов ЦА?
Это сложный вопрос. Во-первых, я бы хотел четко обозначить, что не обвиняю экспатриантов из ЦА в чем-то аморальном. Что меня беспокоит, так это: (1) действительно ли они используют свои возможности для расширения своих собственных знаний и навыков и (2) делятся ли они своими навыками и знаниями о внешнем мире со своими коллегами, которые работают в ЦА. Не хочу называть имена, но тогда как единицы делают большую работу в этом направлении, большинство в этом не участвует.
Что экспатрианты из ЦА могут сделать для повышения осведомленности о ЦА в других странах? Откровенно говоря, осуществить это маловероятно.
С одной стороны, есть много примеров, демонстрирующих, журналисты действительно стараются. Это и приведенный вами пример Азербайджана, и дело Азимджана Аскарова в Кыргызстане, и преследование политической оппозиции в Таджикистане (в котором участвовали дети). В данных случаях экспатрианты из ЦА пытались привлечь международное внимание к серьезным проблемам региона.
С другой стороны, они берут на себя сразу две непосильные задачи. Во-первых, они вынуждены наблюдать постоянное, разочаровывающее отсутствие интереса к ЦА со стороны внешнего мира. Во-вторых, эти журналисты вступают в борьбу против ограничений, установленных правительствами в регионе, а также имеют дело с непоследовательностью последних в определении национальных интересов.
Отсутствие интереса можно частично объяснить тактикой политических режимов в регионе, которые не привлекают к себе лишнего внимания. Еще одним фактором является то, что в ЦА нет ресурсов, которые остро востребованы на международном рынке, будь то нефть, редкоземельные металлы или человеческие ресурсы. К примеру, у Туркменистана есть важный природный газ, и неофициально он экспортирует довольно много человеческих ресурсов. Руководство страны достаточно умно, чтобы сохранять спокойствие и тишину любыми средствами. Между тем, трудовые ресурсы Туркменистана экспортируются в основном в Россию и Турцию, чьи медиа-сферы не являются независимыми.
Аудитория, которой были бы интересны новости о ЦА, существует, но, как правило, носит эфемерный характер. Аудитория на Западе – самый очевидный выбор, но не всегда лучший. Например, на протяжении многих лет консервативная «Вашингтон Таймс» в столице США работала с журналистами, эмигрировавшими из ЦА. Это издание было настоящим «оазисом»! Ими востребован был постоянный поток контента и разного рода идеи о ЦА. Но в один прекрасный день редакция выкинула регион за борт, потому что они поняли, что аудитория на такой контент небольшая.
Тем не менее, возможности для журналистов, желающих писать о ЦА для зарубежных изданий, есть. К примеру, есть еще неосвоенный рынок Азии и Австралазии. Так, аналитическое издание The Diplomat начал свою деятельность в Японии, и уже через несколько лет стал публиковать множество материалов о Центральной Азии.
Кроме того, по крайней мере, три восточноазиатских государства – Китай, Япония и Южная Корея – активно участвуют в экономике ЦА, поэтому можно ожидать, что их СМИ будут заинтересованы узнать, на что расходуются финансовые и человеческие ресурсы этих стран. ЦА также становится все более привлекательной для Индии из-за геополитических амбиций последней, да и Пакистан мог бы выражать больше интереса к региону, чем сейчас, учитывая напряженную ситуацию с Афганистаном. Кроме того, на регион обращает внимание и Австралия. Австралийские горнодобывающие компании планируют проекты в Казахстане, а благодаря футболу, австралийцы уже знают о существовании Кыргызстана.
Наконец, можно привлечь больше внимания к ЦА, меньше зацикливаясь на негативных фактах. Необходимо дать понять, что регион – не просто оплот авторитаризма, но кроме этого несет в себе интересную культуру, увлекательную историю, уникальные задачи и возможности. Хотя Всемирные игры кочевников подверглись критике за экзотизацию ЦА, Кыргызстан проделал отличную работу и сумел привлечь внимание всего мира к региону, причем в позитивном ключе. Я лично наблюдал, насколько впечатляющей оказалась история Кыргызстана для мировой аудитории и редакторов, представленная как динамичная горная республика с историей двух народных восстаний, мобилизовавшихся против авторитарных президентов, и перешедшая на парламентскую демократию. Это может быть романтизированная версия истории Кыргызстана, но она не обязательно является неточной. И это настолько хорошая история, что, рассказывая ее, журналист может привлечь внимание к стране. Я-то точно это знаю, потому что сам повествую эту историю во многих своих проектах, адресованных зарубежным медиа-агентствам и аналитическим центрам!
Перевод с английского: Мээрим Матураимова
Фото: личная страница Кристофера Шварца, сайт Посольства Франции в Казахстане
