Монгольская демократия и «сырьевое проклятие» – взгляд активиста (+ in English)

Интервью с Сукгерел Дугерсурен. Сукгерел является специалистом по развитию и исполнительным директором монгольской НПО Oyu Tolgoi Watch, которая осуществляет мониторинг инвестиций на месторождении меди, золота и серебра Ою Толгой в Южной Гоби.

Рудник Ою Толгой, который представляет собой комбинированный открытый карьер и подземный проект, расположен на юге пустыни Гоби. Месторождение было открыто в 2001 году и в настоящее время разрабатывается совместным предприятием между Turquoise Hill Resources (мажоритарный пакет акций которого принадлежит Rio Tinto) – 66% акций и правительством Монголии – 34% акций. Работы на руднике начались в 2010 году, а первая партия меди – 5 800 тонн – была отгружена 9 июля 2013 года.

Ою Толгой планирует производить до 430 тыс тонн меди в год, что составит около 3% от мирового производства, а также 425 тыс унций золота в год. По заявлениям Rio Tinto намерена задействовать в проекте от 3-4 тыс. местных работников.

По состоянию на 2010 г. расчетные инвестиции в Ою Толгой составляли $4,6 млрд, что делает его (в финансовом отношении) самым крупным проектом в истории страны. Тем не менее, к 2013 году расходы взлетели до $10 млрд, что вызвало беспокойство со стороны правительства Монголии, которое заимствует средства для своей 34-процентной доли у иностранных инвесторов. На рудник придется более 30% ВВП Монголии, но операции компании вызывают недовольство местных жителей. По их мнению, компания приносит большой экологический и социальный вред, в том числе загрязняя водные ресурсы, необходимые для разведения скота многочисленными кочевыми общинами в этом регионе.

В прошлом году Монголия праздновала 25-ю годовщину многопартийной системы демократического управления. Первая в регионе, страна осуществила мирный переход власти от одной партии к другой в 1996 году. С тех пор показатели Монголии в области демократии последовательно улучшаются, и многие на Западе считают, что Монголия является демократическим партнером. Как вы оцениваете прогресс Монголии в этом отношении?

В первые годы на Западе, наверное, слишком сильно муссировалось мнение о демократизации в Монголии, которую приводили как лучший пример развивающихся демократий. Однако, как только Монголия встала на путь стран, чье экономическое развитие зависит от добычи полезных ископаемых, что случилось в конце 1990-х годов, процесс демократизации изменил свой курс. После 1 июля 2008 года, когда правительство жестоко подавило демонстрации против результатов выборов в парламент и стало убивать и сажать в тюрьму электорат, а также после того, как оно подписало свой первый зарубежный инвестиционный договор в конце 2009 года на фоне голодовки против добывающего проекта, многие начали подвергать сомнению качество демократии в стране. Процесс еще более усугубляется, так как иностранные инвесторы манипулируют политическими процессами внутри страны. Так же как и в Кыргызстане, Монголия сменила 16 кабинетов в течение последних 20 лет. Это не является признаком хорошо развивающейся демократии.

Находите ли вы много общего в политическом и социально-экономическом развитии Монголии и пост-советских стран Центральной Азии?

Да, как и Кыргызстан, Монголия стала зависимой от добычи полезных ископаемых, которая производит 34% ВВП страны. В последние два года падение рыночных цен на полезные ископаемые заставило премьер-министра сделать публичные заявления о возможности банкротства страны, хотя прирост ВВП составляет 7%. Я думаю, что управление в обеих странах привело к зависимости от одного товара и одного рынка, что ограничило их выбор альтернатив, а также способность противостоять зарубежным инвестициям в добывающие проекты.

Создается впечатление, что Монголия и страны Центральной Азии могли бы сделать больше для роста экономического сотрудничества. Как вы думаете, что могли бы сделать правительства стран, чтобы расширить сотрудничество и достичь прогресса в этом отношении?

Я считаю, что, в первую очередь, важно начать думать за пределами парадигмы политики экономического развития, диктуемой МВФ и Всемирным банком. Если есть какое-либо сотрудничество между странами, то оно происходит в рамках проектов международных финансовых институтов, которые направлены на то, чтобы сделать наш регион более широким и открытым рынком для иностранных инвестиций. Кыргызстан и Монголия могут начать совместную работу над стратегиями по сохранению и развитию сельского хозяйства, которое теряет критическую массу земельных и водных ресурсов для добычи полезных ископаемых.

Горнодобывающая промышленность в Монголии остается одной из крупнейших отраслей экономики страны, несмотря на озабоченность общественности в отношении экологических проблем. Пожалуйста, объясните, почему добыча остается спорной темой в Монголии, несмотря на выгоды для развития страны?

Рост ВВП не приводит к благосостоянию граждан, но приносит выгоду крупному бизнесу и небольшой элите богатых семей. Темпы роста ВВП не отражают доход, который приходит в страну. Кроме того, отсутствие законных рычагов на компании по оценке и снижению рисков для окружающей среды и обеспечению прав человека приводит к серьезному истощению земельных и водных ресурсов, что в свою очередь грозит потерей доходов общин в сельских районах Монголии. То же отсутствие законных рычагов ведет к потере природного, культурного и исторического богатства.

Одна из иностранных горнодобывающих компаний, Centerra Gold, которая работает в Кыргызской Республике, занимается также и бизнесом в Монголии. Пожалуйста, расскажите, почему операции Centerra в проектах Бору и Гатсуурт  вызвали общественный резонанс в Монголии?

Проект Бору стал первым проектом с иностранными инвестициями в Монголии. Неопытное монгольское правительство подписало очень несправедливый контракт с Centerra, который был позже пересмотрен. Вместе с тем, даже с пересмотром контракта населению кажется, что Centerra получает от проекта больше. (В середине июня Монголия приостановила действие четырех лицензий Centerra по жалобе экологического движения “Сохранить гору Нойон”. Протестующие обращали внимание на то, что разработка ведется в массиве священной горы для местных жителей, которая имеет важное значение с точки зрения археологии, потому что это место гуннских захоронений. Кроме того, по их мнению, добыча золота вблизи реки Гатсуурт может нанести экологический ущерб. Прим. ред.)

Отсутствие прозрачности в отчетности о прибылях, лазейки в природоохранных законах и отсутствие технических возможностей для мониторинга производительности открыли возможности для коррупции. Джон Казакофф, директор Centerra в Монголии, сделал публичное заявление, что канадская компания лоббирует государство, чтобы изменить закон о запрете добычи в верховьях рек и на площади лесных ресурсов, и правительство изменило закон. Но для этого они посадили в тюрьму активистов, которые протестовали против этой поправки. (“Закон с длиннм названием”, как его называют в Монголии, “О запрете разведки месторождений полезных ископаемых и добычи полезных ископаемых в истоках рек, охранных зон водоемов и лесных районов” является единственным значимым законом в Монголии, защищающим кочевников-скотоводов и их земельные и водные ресурсы от дальнейшего радиоактивного и химического загрязнения. Прим. ред.)

Вы были в Кыргызстане в октябре 2015 года и навещали район Джеты-Огуз около Кумтора, где вам и команде Bankwatch помешали сотрудники службы государственной безопасности Кыргызстана. Пожалуйста, поделитесь своими впечатлениями о тех событиях. Похоже ли обращаются власти в Кыргызстане и Монголии с общественными активистами?

О, да, очень похоже. Первое, что они сделали – это вежливо пригласили в свое отделение, чтобы предоставить информацию. Они показали нам свои удостоверения и представились, потому что мы были иностранцы. Но они не ведут себя так со своими гражданами. В обеих странах мы видим, как людей притесняют, запугивают, избивают и заключают в тюрьму, все ради интересов одной компании.

Неправительственные организации широко работают в Монголии и действительно стали активной частью общества. Между тем, в странах Центральной Азии НПО не приветствуются, за исключением Кыргызстана. Каково ваше впечатление от работы НПО в Кыргызстане? Как вы думаете, могут ли кыргызские и монгольские организации больше работать вместе, особенно в сфере охраны окружающей среды в районах добычи природных ископаемых?

Я боюсь, что в Монголии происходит тот же процесс сокращения пространства для гражданского общества. Уже много лет законопроект о неправительственных и некоммерческих организаций ждет своего обсуждения. Налоговое законодательство, требования по социальному обеспечению и финансовой отчетности, а также регистрационные процедуры используются, чтобы затруднить работу НПО. Мы слышим один и тот же нарратив об “организациях с иностранным финансированием”, которые вмешиваются в политику страны. Но я считаю, что возможности для сотрудничества, как на двусторонней основе, так и в рамках международных сетей, конечно, существуют. Особенно учитывая близкое расположение, схожий культурный фон и прямые рейсы между странами. Я верю, что сообщества, которые пострадали от одной компании в разных странах, могут объединить усилия, чтобы привлечь компанию к ответственности за все причиненные убытки. И они могут совместно использовать все имеющиеся механизмы для достижения этой цели.

Монголия лучше интегрирована с рынками Запада и Китая, чем большинство из стран Центральной Азии. Почему вы думаете, Монголии удалось это лучше, чем центрально-азиатским республикам? Какие уроки страны Центральной Азии могут извлечь из опыта Монголии в интеграции с мировыми рынками?

Я не уверена, что эта открытость к зарубежным рынкам является хорошим примером для подражания. Особенно, когда дело доходит до импорта таких товаров и услуг, которые уже устарели и теряют рынки в развитых странах: поддержанные машины, фаст-фуд, пищевые полуфабрикаты. В экспорте же преобладают минералы, а основным рынком является только Китай, что ведет к полной зависимости от развития ситуации в Китае. Это катастрофическая ситуация с моей точки зрения.

Sukhgerel Dugersuren is a development specialist and Executive Director of, a Mongolian NGO dedicated to monitoring investment in the Oyu Tolgoi copper/gold/silver mine in South Gobi.

The Oyu Tolgoi mine is a combined open pit and underground mining project in the south Gobi Desert. The site was discovered in 2001 and is being developed as a joint venture between Turquoise Hill Resources (a majority-owned subsidiary of Rio Tinto) with 66% ownership and the Government of Mongolia with 34%. The mine began construction as of 2010 and shipped its first batch of copper, all 5,800 tons of it, on July 9, 2013.

Oyu Tolgoi is scheduled to produce 430,000 tons of copper per year, an amount equal to 3% of global production. Oyu Tolgoi is also expected to produce 425,000 ounces of gold annually, and Rio Tinto intends to employ 3,000-4,000 people from Mongolia.

As of 2010, the estimated cost of bringing the Oyu Tolgoi mine into production was US$4.6 billion, making it (financially) the largest project in Mongolian history; however, by 2013 costs had ballooned to $10 billion, which caused some concern for the Government of Mongolia, which borrows its 34 percent share of investment from the foreign investors with interest. The mine is said to account for more than 30% of Mongolia’s GDP upon completion.

It was the 25th anniversary of Mongolia’s multiparty democratic governance system, last year. A country had a first ever in the region peaceful transition of power from one party to another in 1996. Since then Mongolia’s record of democracy has been consistently improving and many in the West have said that Mongolia is a democratic partner. How do you see Mongolia’s progress in this regard?

In the early years, the democratization process had probably been much touted by the West as the best example of emerging democracy. However, since Mongolia embarked on the path of mineral extraction based economic development in late 1990s, the process has changed its course. Since July 1, 2008, when the government shot at post-election demonstrators killing, jailing electorate and after it signed its first foreign investment agreement in late 2009 amid a hunger strike against mining project – many started questioning the quality of democracy in the country. The process has further aggravated with foreign investors manipulating political processes within the country. Just like in Kyrgyzstan, Mongolia has had 16 Cabinets in the last 20 years. This is not a sign of a well-developing democracy.

Are there similarities in the political and social-economic development of Mongolia and former Soviet states of Central Asia, in your opinion?

Yes, as Kyrgyzstan, Mongolia has become dependent on mining which is producing 34% of country’s GDP. The past two years of falling market prices for minerals has caused the Prime-Minister to make public statements about potential bankruptcy at 7% GDP growth. I think both countries were led to become dependent on one commodity and one market to limit their choice of options or ability to resist foreign mining investment.

It seems that Mongolia and Central Asian republics could do more to boost economic cooperation. What do you think regional governments can do to expand and achieve progress in this regard?

I believe, first and foremost, that it is important to start thinking outside the paradigm of IMF-World Bank economic development policies. If there is any cooperation between the countries, it is within the framework of development finance institution projects aimed at developing it as a larger market and opening this region to foreign investments. Kyrgyzstan and Mongolia could start working together on strategies for saving and developing the agricultural sector which is losing critical masses of land and water resources to mining.

Mongolia’s mining industry remains one of the biggest sectors of the country’s economy, despite public concerns regarding environmental issues. Please explain why mining remains controversial topic in Mongolia despite its benefits to the country’s growth?

The GDP growth does not translate to well-being for the citizens. It benefits large businesses and a small group of rich families. GDP growth data does not capture the income that comes into the country. In addition, the lack of law enforcement on business companies to evaluate and mitigate environmental and human rights risks is causing major damages to land and water resources, leading to loss of livelihoods in rural Mongolia. The same lack of law enforcement is leading to loss of natural, cultural and historical wealth.

One of the foreign mining companies, Centerra Gold that is operating in the Kyrgyz Republic, has been doing business in Mongolia as well. Please explain why Centerra’s operations at Boroo and Gatsuurt projects have generated public outcry in Mongolia? 

Boroo mine was the first foreign company investment in Mongolia. Inexperienced Mongolia had signed a very unfair contract with Centerra, which was renegotiated later. However, that still had Centerra to gain more as perceived by the population. Lack of transparency in reporting profits, loopholes in environmental laws and lack of technical capacity to monitor performance led to the opportunity for corruption. John Kazakoff, Centerra’s director in Mongolia had made a public statement that Canadian company is lobbying the state to change the law prohibiting mining in headwaters of rivers and forest resource areas and they did change it. But to do so they had government jailing the activists who protested this amendment.

You visited Kyrgyz Republic in October 2015 and traveled to the Jety Oguz district near Kumtor gold mine where you and Bankwatch team were confronted and harassed by the state security service of Kyrgyzstan. Please share your impression of what happened during your visit and do you find any similarities of how authorities in both Kyrgyzstan and Mongolia approach to civil activists?

Oh yes, very similar. The first thing they do is to nicely invite you to headquarters to give information. I believe they did show us their IDs and introduced themselves because we were foreigners. They do not behave like that with their own citizens. In both countries, we see people harassed, intimidated, beaten and jailed until the company has its way.

Non-governmental organizations are widely operating in Mongolia and they have truly become an active part of the society. However, in the republics of Central Asia NGOs aren’t welcome with the exception of Kyrgyzstan. What’s your impression of NGOs work in Kyrgyzstan? Do you think Kyrgyz and Mongolian  can do more to cooperate with each other, especially in the environmental field such as mining?

I am afraid Mongolia is seeing the same process of shrinking civil society space. A new law on nongovernmental and non-profit organizations has been waiting to be discussed and passed for many years now. Tax, social security, financial reporting requirements and registration processes are being used to make NGOs operations difficult. We are hearing the same language about “foreign-funded NGOs” meddling in the country’s politics.  But I believe there is space for cooperation, both bilateral and within the international networks. Especially given the close location, similar cultural background and direct flights. I believe in communities affected by the same company in different countries working together to hold the company accountable for all damages caused by using all available grievance mechanisms.

Mongolia is better integrated with the markets in the West and China than most of the Central Asian republics. Why do you think Mongolia has done better in this regard than Central Asian republics? What Central Asian governments can learn from Mongolia to get integrated with global markets?

I am not sure that this openness to foreign markets is a good example to follow. Especially when it comes to imports of market rejects: second-hand transport vehicles, fast food chains, processed foods that are losing markets in developed countries. Exports is dominated by minerals and is directed mostly only to China, leading to a full dependence of development in China which is also a disastrous situation in my view.