В своей статье The Struggle for Land in the Middle East and Central Asia (April 20, 2016) Брент Хиерман, профессор международных исследований и политологии Военного института Вирджинии, сравнивает некоторые аспекты проведения земельных реформ на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Он заключает, что как на Ближнем Востоке, так и в Центральной Азии многие фермеры продолжают считать, что процесс деколлективизации был непропорционально выгоден для богатых.
Перевод с англ.
Как наш брат сызмальства ее, землю-матушку, переворачивает, так дурь-то в голову и не пойдет. Одно горе — земли мало! А будь земли вволю, так я никого, и самого черта, не боюсь!
Лев Толстой «Много ли человеку земли нужно»
Спустя более ста лет после публикации рассказа Льва Толстого «Много ли человеку земли нужно?» эти слова до сих пор хорошо характеризуют стремление к обладанию землей среди многих фермеров с низким уровнем дохода на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. В обоих регионах многие из этих людей до сих пор надеются на владение большими участками земли, или в некоторых случаях, какой-либо землей вообще.
За последние несколько десятилетий рыночные реформы в постсоветской Центральной Азии и на Ближнем Востоке определили новые отношения между малообеспеченными фермерами и правительством. В некоторых случаях эти реформы ввели формальное приобретение прав собственности и предоставили возможность мелким фермерам для приобретения продуктивных земель. В других случаях, однако, реформы привели к противоположному результату и лишили физических лиц их собственности. Во многих случаях, однако, эти меры привели к усилению экономических элит в ущерб малообеспеченным фермерам, которые, тем не менее, прекрасно осознают разрушительную динамику этого процесса.
Борьба за землю
Рыночные реформы последних десятилетий – это отнюдь не первый эксперимент, когда государственная сельскохозяйственная политика трансформировала сельские общества в Центральной Азии и на Ближнем Востоке или вызывала обеспокоенность среди бедных фермеров.
Наиболее очевидный пример – кампания коллективизации в Советском Союзе, проведенная в республиках Центральной Азии в 1929-1933 гг, которая стремилась модернизировать сельскую жизнь путем ликвидации частного хозяйства и создания коллективных, контролируемых государством хозяйств. В ходе этой кампании, по крайней мере, миллион казахстанцев из 4-милионного населения погибли от голода. Между 1960-ми и падением коммунизма эти колхозы были преобразованы в инструмент всеобщего благосостояния советского государства.
Как описывает Шейла Фицпатрик в своей книге «Stalin’s Peasants/Крестьяне Сталина», в течение этого периода для колхозов был ликвидирован риск банкротства, неизбежно возникающий из-за неурожая. Не имея никаких перспектив разбогатеть, колхозы имели гарантированный доход независимо от своего сельскохозяйственного урожая.
На Ближнем Востоке сельскохозяйственные реформы, хотя и имели трансформативное значение, никогда не были такими радикальными или насильственными, как коллективизация Советского Союза. Реформы в Египте и Сирии стали наиболее значимыми региональными инициативами. В обоих случаях правящие режимы утверждали, что их реформы удовлетворили требования сельских бедняков и способствовали более справедливому распределению земель сельскохозяйственного назначения.
В 1952 году президент Египта Гамаль Абдель Насер начал кампанию земельной реформы, направленную на снижение огромного неравенства в земельной собственности через установление земельного предела в 200 федданов (84 га) на одного человека; вся земля сверх предела была перераспределена безземельным домохозяйствам. Более важным было то, по мнению Роя Простермана, что были введены законы о регистрах аренды, которые поддерживали безземельных через фиксацию стоимости аренды земли и обеспечение защиты от выселения.
В Сирии баасистский режим начал процесс земельной реформы в 1958 году, объединившей аспекты советской и египетских моделей. Как и в Египте, установление земельного потолка сократило влияние массивных владений и предоставило государству избыток земли для перераспределения в пользу безземельных бедняков. В обмен на соблюдение сельскохозяйственного плана государства, новообразованные фермеры смогли получить доступ к субсидированным затратам на покупку удобрений, семян и топлива, а также доступ к кредиту через организованные государством кооперативы. В дополнение к этим квазичастным фермам, Сирия создала ряд совхозов при поддержке Советского Союза, которые стремились показать современные социалистические методы ведения сельского хозяйства.
Снижение роли государства на Ближнем Востоке
Приверженность Египта и Сирии к проведению сельскохозяйственных политик в пользу бедных слоев населения стала ослабевать во второй половине 20-го века. В ответ на финансовый кризис в 1970-е годы египетский президент Анвар аль-Садат начал проводить политику инфитах («открытость»), которая привела к снижению роли государственного сектора в экономике и опиралась на привлечение внутренних и международных инвестиций. Как отмечал Раймонд Хиннебуш, толчок к приватизации, распространившейся из Египта в арабском мире, был ускорен распадом Советского Союза и, соответственно, потерей советской помощи.
К середине 1980-х годов сельскохозяйственная приватизация представляла собой контрреволюцию в египетской сельской местности, так как инвестиции частного сектора привлекались, чтобы компенсировать уход государства из ключевых компонентов сельскохозяйственного сектора. Среди наиболее значимых аспектов земельной контрреволюции Египта был закон, принятый в 1992 году, который отменил защиту аренды земли, действовавшую со времен земельной реформы 1952 года. Новый закон дал арендодателям право поднимать арендную плату и выселять арендаторов, что, как следствие, привело к резкому росту цен на аренду и рост безземельности. Неудивительно, что закон вызвал множество споров между фермерами и арендодателями.
Экономическая либерализация представляла собой существенный сдвиг в общественном договоре между государством и египетским обществом. Хотя режим Насера создал патронажные сети с вовлечением деревенской бедноты, во времена Хосни Мубарака режим поддерживали землевладельцы. Большая часть сельского населения стала чувствовать себя все более отчужденной, легитимность режима Мубарака была подорвана, и был заложен фундамент для революции 2011 года.
Хотя реформы сельского хозяйства в Сирии были более скромными, чем в Египте, они оказывали существенное воздействие на сельское общество. В 2000 году режим Башара аль-Асада приватизировал все государственные земли. Это привело к роспуску совхозов и распределению земель легитимным сторонам, в том числе бывшим землевладельцам и сельскохозяйственным рабочим. Такое развитие событий подчеркнуло неспособность государственных хозяйств эффективно производить сельскохозяйственные культуры и должным образом вовлекать сельское население.
Сирийский режим также значительно сократил субсидии и кредиты, которые были предоставлены независимыми фермерам, участникам сельскохозяйственных кооперативов. Сокращение кредитование со стороны государственного Сельскохозяйственного и кооперативного банка, однако, в достаточной мере не было компенсировано кредитованием частного сектора. В соответствии с десятой пятилеткой правительства, начатой в 2005 году, были снижены субсидии на удобрения и топливо, которые были важны для эксплуатации ирригационных насосов.
Эти изменения произошли в период острого кризиса сельского хозяйства, вызванного сильной засухой на большей части территории страны. Неумелый ответ сирийского правительства на засуху стал одним из основных триггеров текущей гражданской войны, конфликта, который, по крайней мере, частично мотивирован социально-экономическим неравенством и недовольством властью экономической элиты страны.
Опыт Центральной Азии
Хотя распад Советского Союза ускорил темпы земельной реформы на Ближнем Востоке, он не стал их непосредственным триггером. В Центральной Азии, однако, сельскохозяйственные реформы произошли в результате распада советского государства, а также потери субсидий из Москвы.
Скорость, с которой колхозы были распущены, а земля – предоставлена фермерам, варьировались в зависимости от страны. В то время как Казахстан и Кыргызстан приватизировали государственные земли к 2003 году, в Таджикистане и Узбекистане правительство продолжает владеть всей землей, которая сдается в аренду частным лицам для долгосрочного использования. Как это часто бывает, Туркменистан стоит особняком в регионе, и имеет свой собственный специфический вид частной собственности на землю – собственникам земли не разрешается продавать или отдавать ее, что серьезно ограничивает ее экономическую полезность.
Как и на Ближнем Востоке, многие сельские фермеры в Центральной Азии считают, что процесс деколлективизации был непропорционально выгоден для богатых.
Летом 2014 года я провел небольшой опрос 81 человек в Таджикистане из десяти случайно отобранных деревень. Результаты показали некоторую неудовлетворенность процессом земельной реформы. Один из вопросов, в частности, помог объяснить эти чувства. Я спросил респондентов, кто получил бы большую долю земли при одновременной заявке: богатый бизнесмен или обычный фермер. Подавляющее большинство респондентов (73,17%) указали, что богатый бизнесмен, скорее всего, получит большую долю, в то время, как только 6,1% респондентов считают, что она отошла бы простому фермеру.
Интуиция, которая нашла отражение в этих ответах, показывает, что богатые элиты с хорошими связями манипулируют правилами, чтобы выселить средних фермеров с их земель. Этот страх был открыто сформулирован в ходе дебатов в Таджикистане вокруг законодательства, разрешающего продажу прав землепользования, а также в Казахстане вокруг планируемой приватизации земли. В ходе казахстанских дебатов критики предложили, чтобы земельный кодекс переименовали в «Кодекс о латифундиях» – римский и южноамериканский термин для крупных поместий с преобладанием одного землевладельца.
Продолжение политизации земли
Можно заключить, что снижение роли государства в сельскохозяйственном секторе, как на Ближнем Востоке, так и в Центральной Азии, изменило локус политической власти, но не деполитизировало экономические отношения. В то время как некоторые мелкие фермеры, безусловно, выиграли от этих реформ, другим пришлось нелегко. Для многих в обоих регионах экономические элиты с политическими связями заменили государственные бюрократии в качестве доминирующих политических игроков.
Photo: Flickr, jaci XIII, The farmer
