С тех пор, как в 2011 году Владимиром Путиным был запущен проект Евразийского Союза, многие эксперты и медиа стали рассматривать его как победу «евразийской» идеологии. Данная статья исследует взаимосвязь между понятиями «Евразия», «евразийство» и проектом Евразийского Союза. Анализ данных специфических отношений позволяет автору надеяться отразить тот факт, что между идеями, идеологиями и доктринами с одной стороны, и политической, институциональной и экономической динамикой с другой стороны может не существовать прямой или причинно-следственной связи.
Статья опубликована в июне 2015 года, как PONARS Policy Memo 366
Термин «Евразия» приобрел широкую популярность в основном из-за неимения лучшего: пока же он наиболее удобно, хотя и довольно интуитивно обозначает историческое пространство, принадлежащее России и ее «перифериям». Термин этот несет в себе определенную презумпцию, поскольку он предполагает хотя бы минимальное географическое, если не геополитическое единство между бывшими постсоветскими странами (или, по крайней мере, между некоторыми их них). Он также содержит фундаментальную терминологическую двусмысленность: обозначаемое им пространство относится как к Европе, так и Азии, или ни к Европе, ни Азии. Первоначально «Евразия» была чисто географическим термином, обозначающим страны, расположенные на евроазиатской тектонической плите, т.е. термин этот распространялся и на Европу, и на Азию. Даже в узком смысле «ни Европа, ни Азия, а пространство России и ее соседей», данный термин все равно вызывает дебаты о том, какие страны являются евразийскими, а какие не являются.
Несмотря на свои ограничения, этот термин вытеснил слово «постсоветский» в использовании многих академических и международных организациях Северной Америки, Европы и Азии в случаях, где необходимо обозначить постсоветское пространство без коннотаций советского наследия. Парадоксальным образом термин «евразийский» иногда применяют как в отношении России вместе с новыми государствами, так и в отношении новых государств отдельно от России. В последнем случае к термину «Евразия» добавляют прилагательное «центральная», и применяется такое словосочетание в таких случаях для обозначения всех «нерусских» культур – как внешних (Центральная Азия, Южный Кавказ, Монголия), так и внутрироссийских (культуры Северного Кавказа, Татарстана, Башкирии и Сибири).
Евразия и евразийство как множественные понятия
В русском языке одно и то же слово – «евразийский» – может обозначать и географическое понятие, и идеологическую концепцию единства региона. Аналогичным образом, слово «евразиец» может применяться как к жителю Евразии или ребенку от смешанного европейско-азиатского брака, так и к стороннику идеологии евразийства. Со времени зарождения данной идеологии в начале 1920-х годов в ее рамках появились термины «евразийство» (в качестве абстрактного понятия) и «евразионизм» (в качестве доктрины). Имеется также семантический потенциал для появления термина «евразизм», в который будет вкладываться какой-то отдельный смысл – но на данный момент этот термин еще не вошел в употребление.
Существует огромное количество разных вариантов идеологии евразийства – от классической версии, предложенной отцами-основателями в 20-х и 30-х годах прошлого столетия, до версии Льва Гумилева в советские времена и нео-евразийских идеологий, в т.ч. той, которую продвигает печально известный геополитик Александр Дугин, являющийся одним из ведущих идеологов обновленной фашистской доктрины. Развал Советского Союза породил еще больше новых вариаций на тему евразийства. Они присутствуют не только в нынешней России, но и в других постсоветских странах, особенно в Казахстане, где один такой вариант стал официальной доктриной государства, которое позиционирует себя в качестве перекрестка Востока и Запада, Европы и Азии, России и Востока. В Российской Федерации можно также обнаружить многие варианты неоевразийства. К примеру, в автономных республиках некоторые политические фигуры и группы исследователей выработали свои собственные, местные версии неоевразийства, используя их как инструмент для претензии на местную идентичность с сохранением при этом лояльности российскому государству. На переднем крае данной тенденции находится Татарстан; далеко продвинулась и Якутия-Саха. Многочисленные местные вариации сформировались также в Башкортостане, Бурятии, Туве, Калмыкии и т.д.
Вариации неоевразийства пока представляют собой разнообразие, по мере своего становления за последние два десятилетия. В начале 90-х их роль в основном сводилась к попыткам компенсировать развал Советского Союза, предлагая путь осмысления внезапной фрагментации постсоветского пространства как по-прежнему единого пространства, избегая при этом отсылок к коммунистическому прошлому. В 2000-х годах оригинальность неоевразийских идеологий оказалась подорванной в связи с реабилитацией Кремлем советского прошлого в качестве ключевого общего знаменателя российского общества, а также в связи с нарастающей ностальгией по временам позднего СССР. Однако затем эти идеологии вновь вернулись на сцену в связи с возникновением проекта Евразийского Союза. Это был довольно давний проект, который Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев начал продвигать еще в 1994 году, однако в 2011-м его обновил в угоду современным вкусам Владимир Путин.
Проект Евразийского Союза тоже является весьма многогранным. В его классическом смысле он является амбициозной программой с четкой политической целью: восстановлением некоторых наднациональных органов управления. Это видение пользуется поддержкой в основном Путина и Кремля; остальные страны особого энтузиазма по его поводу не проявляют. Евразийский экономический союз является отдельным проектом, в котором участвуют Россия, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан и Армения. При этом проект этот видится совершенно по-разному в Москве, Минске, Астане, Бишкеке и Ереване. Наиболее специфична точка зрения Казахстана, поскольку там проект Евразийского союза имеет собственную идеологическую генеалогию, отдельную от российской и основанную на персональной легитимности Назарбаева. Кроме того, собственную интерпретацию проекта имеют не только его государства-участники. Евразийская Комиссия, которая является первым по-настоящему наднациональным органом управления на постсоветском пространстве, тоже имеет собственную институциональную практику и динамику, которая часто входит в противоречие с целями государств-участников.
Евразия без евразийства?
В России термин «Евразия» получил довольно широкое распространение в силу определенного терминологического вакуума, позволившего ему легко адаптироваться к переменчивому контексту и новым реалиям. Ярлыком «Евразия» удобно обозначать геополитический принцип, в соответствии с которым России принадлежит центральная роль «локомотива» всего постсоветского мира, а также право контролировать стратегическую ориентацию своих соседей. Однако тем же самым термином можно обозначать и философский принцип, который провозглашает Россию «другой Европой». По сути это уже довольно старая идея, которая была впервые сформулирована славянофилами еще в первой половине 19-го века. В данном случае «Евразия» прежде всего является зеркальным отражением Европы и Запада, неким ответом на то, что в России воспринимается как вызов самой русскости, и альтернативой тому, что в России видится как тупик идеологии либерализма и всей Западной цивилизации. Наконец, термин «Евразия» имеет и третье измерение: измерение памяти, скорби и ностальгии. Посредством него российское общество может лучше понять свое имперское и советское прошлое. Оно помогает обществу примириться с утерянным прошлым, закрыть определенные главы в истории, одновременно включая эти главы в великий национальный нарратив.
Вероятно, именно способность данного термина жить на стыке разных измерений объясняет его популярность и инструментализацию его российскими властями. Когда Владимир Путин дал старт проекту Евразийского Союза, в своей речи он сформулировал несколько таких измерений. Он провозгласил, что реинтеграция постсоветского пространства вокруг России является «естественной» геополитической судьбой России, и что отказать стране в подобном ее историческом предназначении невозможно. Он также заявил, что Европейский Союз является успешной моделью и примером для подражания, и что Россия должна предложить аналогичную, «подобную ЕС», конструкцию для Евразии. Однако, по его мнению, России также следует все более активно вовлекаться в дискурс, подвергающий критике либеральные принципы, и призывать Европу вспомнить о своих «истинных» (т.е. консервативных) ценностях. Наконец, Путин ускорил уже существующую тенденцию к реабилитации советского и, в несколько меньшей степени, имперского прошлого России в надежде на то, что гордость россиян за свою страну и ее наследие выразится, среди прочего, в укреплении поддержки его собственного режима.
Так какова же роль евразийства в такой Евразии? Несмотря на то, что работы отцов-основателей идеологии евразийства, таких как Николай Трубецкой и Петр Савицкий в начале 90-х были переизданы крупными тиражами и, подобно всем остальным великим авторам «серебряного века» русской литературы, были реинтегрированы в национальный пантеон – их труды пользуются весьма ограниченным академическим успехом. В кремлевских кругах предпочитают цитировать консервативных мыслителей с четкими политическими посылами – например, Константина Леонтьева и Ивана Ильина. А вот мыслители-евразийцы в списках обязательных к прочтению книг у кремлевских пиар-гуру не числятся. В автономных республиках РФ, а также в Казахстане академические круги, интересующиеся работами Гумилева, придают намного больше значения его концепциям «этноса» и «пассионарности», чем евразийства; при этом труды отцов-основателей евразийства там тоже не пользуются особой популярностью. Дугин же позаимствовал весь свой репертуар из немецкой Консервативной революции, а также французских и итальянских «Новых правых», а не из трудов евразийцев российской эмиграции. Что же касается высокопоставленных чиновников, стоящих во главе организаций Таможенного Союза и Евразийского Союза, то они черпают вдохновение из основополагающих европейских текстов – в т.ч. из трудов Жана Моне – а также из пекинской риторики о гармоничном развитии по-китайски, а вовсе не из идеологии евразийства.
Евразийский Союз совершенно ничего не заимствует у (нео-) евразийства в своем определении политической и экономической стратегии для региона
Общие корни, разные проекты
Евразийство и проект Евразийского Союза – оба используют термин «Евразия» достаточно размыто. Они оба рассматривать Евразию в обоих смыслах: как пространство, где исторически доминирует Россия, и как общий Евроазиатский континент. При этом они зачастую объединяют эти дефиниции, когда пытаются продемонстрировать критически важную роль строго очерченной Евразии в рамках более широкой Евразии. Кроме того, в их представлении территория Евразии более или менее соответствует территории бывшего Советского Союза, с некоторыми добавлениями и исключениями. К примеру, все они считают, что государства Прибалтики относятся к Европе, а не к Евразии. Евразийцы также обычно включают в рамки Евразии Монголию, но исключают Южный Кавказ, в то время как проект Евразийского Союза стремится удержать позиции на Южном Кавказе, не особо интересуясь Монголией.
В обоих случаях существует основная группа евразийских стран, Россия и часть территории Украины и Казахстана, которые представляют собой историческое взаимодействие между славянским миром и миром степей. В обоих случаях Украина рассматривается как разделенная страна, разлом в которой проходит по «цивилизационной» линии между Европой и Евразией, где восточная Украина является частью Евразии, а западная движется в сторону Европы. К этой основной группе могут добавляться концентрические круги других государств, однако они играют второстепенную роль. К ним относятся оседлые и преимущественно исламские государства Средней Азии, а также христианские Армения и Грузия. К третьему концентрическому кругу стран, расположенных за пределами четко очерченной Евразии, но являющихся потенциальными партнерами по евразийскому проекту, евразийцы традиционно относят Иран и Японию, в то время как Евразийский Союз в качестве партнеров и участников зоны свободной торговли предпочитает видеть Вьетнам, Сирию и Египет.
Тем не менее, на этом сходство между русским евразийством и Европейским Союзом заканчивается. Чем глубже мы анализируем содержание Евразийского проекта в плане политических ценностей и экономической политики, тем очевиднее становится критический диссонанс. Евразийский Союз совершенно ничего не заимствует у (нео-) евразийства в своем определении политической и экономической стратегии для региона. Ни один официальный российский текст на тему Евразийского Союза не упоминает евразийство в качестве идеологии. Со времени становления Евразийского Экономического Союза Дугин так и не получил никакого официального статуса. Он не является членом Общественной Палаты; более того, после начала украинского конфликта он даже лишился своей должности в МГУ.
Выводы
Концепция евразийства зародилась намного раньше, чем идея создания Евразийского Союза. Она имеет свою собственную интеллектуальную генеалогию, и ее доктрины не взяты на вооружение Кремлем. Евразийство относится преимущественно к сфере метаполитики и функционирует независимо от политического проекта нынешнего режима, который гораздо более прагматичен и базируется на других предпосылках. В этой связи евразийское движение постигла довольно странная участь; оно внесло свой вклад в формирование российской интеллектуальной жизни в 20-м веке, однако в настоящее время оно одновременно является и по-прежнему актуальным, и в каком-то смысле забытым. Чем больше «Евразия» становится частью российского общественного дискурса, массовой культуры и государственной идеологии, тем больше забывается идеология ее евразийских отцов-основателей. В этой связи стоит уделить более пристальное внимание генерации идей, их агентам, а также местам их производства. Необходимо изучить практику применения терминов и их операционализацию, прежде чем идти по легкому, но непродуктивному пути смешения метаполитики и государственных стратегий.
Фото: Flickr, Bryan Costin, Map – Eurasia, 1936, From the 1936 textbook “Human Use Geography, Book Two”. Found on the book sale shelves at the local library.
