2 марта 2016 г. на приеме глав зарубежных дипломатических миссий, аккредитованных в Казахстане, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев призвал страны Центральной Азии объединиться в решении вопросов общей безопасности, водообеспечения, торговли. Призыв прозвучал после длительного, в течение нескольких лет неупоминания в речах казахстанского лидера роли и важности интеграции стран Центральной Азии (ЦА)[1].
Более того, как сказал казахстанский лидер: «Безусловным приоритетом для нас является сотрудничество с государствами Центральной Азии, нашими соседями. Мы еще раз призываем центральноазиатские государства объединиться для того, чтобы решить наши насущные проблемы региона». Отклик от соседей, впрочем, не последовал. Отметим, что сотрудничество между соседями взято в контексте более широких взаимодействий: «новые возможности взаимодействия с ними создает сопряжение Евразийского экономического союза, экономического пояса Шелкового пути, а также реализация казахстанской инфраструктурной программы «Нурлы жол».
Таким образом, речь идет не об интеграции государств региона – в качестве интеграционного вектора для Казахстана сохраняется ЕАЭС (Евразийский экономический союз). Что не согласуется с позицией Узбекистана и Туркменистана, не имеющих намерений вступать в ЕАЭС.
Сотрудничество пограничных регионов в странах ЦА далеко отстает от происходящего в формате диалоговых площадок, встреч и переговоров сотрудничества между администрациями приграничных регионов Казахстана и России
Интеграция означает больше, чем региональное сотрудничество. Однако даже наиболее продвинувшееся по части интеграции объединение на постсоветском пространстве – ЕАЭС, не решив одних проблем, создало опасения потери вслед за экономическим суверенитетом суверенитета политического. Кооперация в ЦА и интеграция в ЕАЭС – проекты малоувязуемые друг с другом, но опыт ЕАЭС поучителен для региональной кооперации в ЦА сходством некоторых аргументов оптимистов и скептиков.
Общая позиция евразо-оптимистов может выражена примерно так: «Надеюсь и убеждаю других, что получим и можем получить в ЕАЭС рост экономических параметров: развитие новых технологий и наращивание их производства, повышение уровня занятости и свободное передвижение товаров и услуг, реализация совместных инфраструктурных проектов и пр., чтобы повысить конкурентоспособность и произошло импортозамещение в ряде сфер». Чего, однако, не происходит. И ставит на задний план сотрудничество в ЦА.
Евразо-оптимисты уповают на лучшее будущее в ЕАЭС, а евразо-скептики упоминают факты настоящего времени: что при росте общего товарооборота с Россией, по ряду товаров казахстанский экспорт в Россию в период Таможенного союза снизился. Например, Асылбек Бисенбаев, генеральный директор газеты “Комсомольская правда – Казахстан”, обрисовал свои настроения как “евразо-скептика”. “Нужно ли интегрироваться для того, чтобы экспортировать друг другу сырье?… Если Евразийский союз не политический, то чем он отличается от Таможенного союза?” – это из числа вопросов, которые прозвучали, но внятного ответа никто не дал»[2].
Было бы наивностью утверждать, что после 1 января 2015 г. – официальной даты начала функционирования Евразийского экономического союза (ЕАЭС) – в государствах- участниках завершатся дискуссии «за» и «против» пребывания в ЕАЭС. В 2015 г., на первом году действия договора об образовании ЕАЭС прозвучало мнение: «По сути, пока сменилось название интеграционного объединения, а его участники по-прежнему пытаются решить так и нерешенные в рамках Таможенного союза проблемы»[3]. Вывод основывается на следующем: «Заключается он в том, что стороны декларируют необходимость достижения договоренностей в определенных сферах к определенным датам. По самым чувствительным вопросам — нефти, газу и финансам — к 2025 году, то есть очень нескоро. По электроэнергетике стороны договорились договориться до июля 2019 года. Единственная относительно близкая к сегодняшнему дню дата — это 1 июля 2016 года, к этому моменту должен быть решен вопрос о снятии взаимных ограничений по торговле лекарственными средствами, изделиями медицинского назначения и медицинской техникой. Также по электроэнергетике стороны договорились договориться до июля 2019 года».
Итак, общая позиция по энергетическим вопросам в рамках ЕАЭС будет выработана к середине 2019 г. Возможно даже несколько раньше. Принимая во внимание наличие соответствующих институтов в ЕАЭС, политическую волю президентов России, Казахстана и Беларуси и впоследствии присоединившихся Армении и Кыргызстана, надо отметить, что государства ЦА не имеют даже малого –– ни диалоговых площадок, ни приемлемого для всех участников формата постоянного сотрудничества.
Ситуация, где нет какого-либо продвижения в сторону договоренностей по важнейшим отраслям экономики, указывает на весьма туманные перспективы согласия стран ЦА по водно-энергетическим проблемам: «Нужно ли интегрироваться для того, чтобы экспортировать друг другу сырье». Сотрудничество пограничных регионов в странах ЦА далеко отстает от происходящего в формате диалоговых площадок, встреч и переговоров сотрудничества между администрациями приграничных регионов Казахстана и России. Впрочем, водные вопросы, например, казахстано-российская проблема водоносности реки Урал – также нерешенная проблема. Просто хлопок не растет в бассейне реки Урал в Западном Казахстане, а дехканам Узбекистана, Туркменистана, Южного Казахстана нужна в летний сезон вода для полива.
Вопрос о воде предстает вопросом её распределения и потребления. На практике больший, и главное, объективный интерес к региональной кооперации определяется не распределением, а сферой производства. Заметим, именно в той части производства, которая выходит за рамки сырьевой направленности экономик стран ЦА. Некоторая заинтересованность, правда, на местном и отраслевом уровне имеет место.
«Акимат Южно-Казахстанской области (ЮКО) предлагает узбекским компаниям принять участие в совместных проектах “зеленой экономики”, – заявил 4 ноября 2013 г. заместитель акима Южно-Казахстанской области Сапарбек Туякбаев в рамках визита бизнес-делегации области в Ташкент 31 октября – 2 ноября 2013 г. В качестве перспективных направлений взаимодействия с приграничной Ташкентской областью были предложены текстильная и пищевая промышленность, туризм, сельское хозяйство, фармацевтика, альтернативная энергетика. “…На уровне двух регионов нам еще надо работать. Главное – необходимо перезагрузить отношения наших областей”, – отметил заместитель акима ЮКО.[4]
Более недавний пример – это развитие химической промышленности как инициатива с узбекской стороны. Примечательно, что эта заинтересованность оценивается экспертами Центра экономических исследований (Центр был создан в 1999 году при содействии Правительства Республики Узбекистан и Программы Развития ООН (ПРООН) как следствие существенного роста производства химической продукции в Узбекистане за последние 5-10 лет. «В 2006 г. был введен в строй Кунградский содовый завод, в 2015 году завершено строительство Устюртского газохимического комплекса на базе месторождения «Сургиль», начата реализация проекта по производству синтетического жидкого топлива на базе очищенного метана Шуртанского ГХК».
«Производство химической продукции высокой степени сложности требует гораздо больше компонентов и составляющих, чем производство простых минеральных удобрений. Учитывая, что для узбекских предприятий отдельные компоненты дешевле поставлять из других стран региона, налаживание кооперационных связей со странами Центральной Азии позволит существенно снизить себестоимость и повысить конкурентоспособность продукции», – этот вывод экспертов ЦЭИ обращается к важности региональной промышленной кооперации для дальнейшего развития этой отрасли промышленности.
Отчет ЦЭИ приводит один-единственный пример перспективного проекта по совместному производству Узбекистаном и Казахстаном полиэтилентерефталата. Ожидается, что спрос на него будет предъявлять текстильная промышленность всей Центральной Азии, Ирана, Турции, Афганистана. Таким образом, «производство полиэтилентерефталата может быть дополнено предприятиями по производству текстильных изделий, товаров народного потребления, производства упаковки»[5].
Стремление использовать земельные и прочие ресурсы в качестве средства получения дополнительных выгод, доходов и давления на соседнюю страну или область, а также ненадлежащее исполнение обязательств хотя бы одной из сторон в дальнейшем могут привести к крушению проектов кооперации таким же образом, как до этого процессов интеграции
Однако эти проекты, как предполагаемые, так и реализуемые, скорее исключение из правил, чем правило. Некоторые факторы, препятствующие процессу экономической интеграции, рассмотрены Рафаэлем Саттаровым в статье “Тормозители” интеграции в Центральной Азии[6]. Р. Саттаров обращает внимание на неудачи процесса интеграции в ЦА, отмечая: «Пока будет сохраняться нынешняя система управления, построенная на клановой основе, говорить о каком-либо прогрессе не стоит. Как показывает кризис, многие высокие показатели в сфере экономики оказались фейком. Следовательно, напрашивается резонный вопрос: готовы ли лидеры стран Центральной Азии менять и реформировать систему управления?».
Проблема экономического развития в отдельно взятой стране может быть частично решена посредством отдельных шагов в сторону региональной промышленной кооперации. Тем более, есть опора на заинтересованность предприятий отдельных отраслей. Но таковая кооперация непривлекательна кажущей малостью для правящей элиты. Хотя в отличие от широкомасштабных проектов интеграции, мало связанных с интересами конкретных отраслей и социальных групп, региональная кооперация может быть плацдармом для опробования новых моделей отношений между странами. В противном случае дезинтегрированность ЦА приобретает устойчивый характер вместе с сохранением экономической отсталости.
Экономический прагматизм побуждает начинать с отдельных, пусть небольших шагов по налаживанию региональной кооперации. Но экономический прагматизм в решении вопросов развития отдельных отраслей и подотраслей бессилен против системного контекста политической и экономической реальности. Как следствие, фрагментарность реализуемых проектов сохраняется даже, когда появилась возможность развития транспортных коридоров, особенно в рамках проекта «Экономический пояс Великого Шелкового пути». Вместо понимания общих выгод имеет место стремление к отделению собственной транспортной сети – так описывают ситуацию в статье «Ташкенту больше не нужна железная дорога через Таджикистан» Брюс Панниер, Абдулло Ашуров и Алиса Вальмасаки: «Другим центральноазиатским правительствам также свойственна эта несостоятельность. В 2008 году Таджикистан начал строительство собственной железной дороги, чтобы создать обходящий территорию Узбекистана путь. В 2011 году Туркменистан завершил строительство построенной в обход узбекской территории новой железнодорожной ветки, однако это было сделано после того, как в 2009 году Узбекистан построил железнодорожную ветку, чтобы избежать перевозок через территорию Туркменистана. Казахстан, Туркменистан и Иран в декабре 2014 года запустили в действие железную дорогу (транспортный коридор Север — Юг), связывающую три страны. Однако это единственная железнодорожная линия, построенная в постсоветской Центральной Азии и связывающая две центральноазиатские страны. Все остальные железные дороги, построенные с конца 1991 года, либо ведут в другие страны (Казахстан — Китай, Туркменистан — Иран и Узбекистан — Афганистан), либо устраняют необходимость транзита через территорию соседа. Это достаточно много говорит об отношениях между пятью странами Центральной Азии».[7]
Межгосударственные границы во многом разрушили существовавшую кооперацию в разных отраслях, в том числе в сельском хозяйстве. Например, летом скот из ряда районов Жамбылской области Казахстана перегонялся на пастбища местности Сусамыр Кыргызстана, часть пастбищ Жамбылской области использовалась кыргызстанцами. После 1991 г. этой практике обменов пришел конец. Стремление использовать земельные и прочие ресурсы в качестве средства получения дополнительных выгод, доходов и давления на соседнюю страну или область, а также ненадлежащее исполнение обязательств хотя бы одной из сторон в дальнейшем могут привести к крушению проектов кооперации таким же образом, как до этого процессов интеграции. Есть ли свет в конце туннеля? Для ответа на этот вопрос необходимо проанализировать объективные и субъективные факторы и причины. Но вследствие обширности содержания это является предметом отдельной статьи или статей.
Ссылки:
[1] http://www.zonakz.net/view–2016-03-02.html
[2] http://www.zonakz.net/view-kazakhstan-i-rossija-bolshie-poehtomu-regiony-v-nikh-raznye.html
[3] http://www.forbes.ru/mneniya-column/gosplan/258949-evraziiskii-soyuz-smena-nazvaniya-ili-chto-bolshee
[4] Власти ЮКО предлагают узбекским компаниям наладить сотрудничество в сфере «зеленой экономики» http://www.zonakz.net/articles/74946
[5] Узбекский химпром на пути к 2030: фокус на опережение (2015). http://www.cer.uz/ru/publications/2614
[6] https://caa-network.org/archives/6772
[7] http://rus.azattyq.org/content/uzbakistan-zheleznaya-doroga-tajikistan/27575251.html
