“Эффектное, демонстративное государство – это то, где, более чем в других странах, политика проводится на символическом уровне, продвигая доминирование государства через общеразделяемые значения концептов, такие как наследие и прогресс”
Аналитический и медиа дайджест – это гид по ключевым событиям и публикациям, вышедшим по Центральной Азии в течение месяца. Подписаться и получать его по почте –
[mc4wp_form]
Горячая тема
Внезапно обострившаяся 18 марта ситуация на границе Узбекистана и Кыргызстана стабилизировалась с отводом со спорной пограничной зоны войск и бронетехники обеих стран. Противостояние, которое началось, согласно пока единственному имеющемуся заявлению узбекской стороны, с превентивного размещения Узбекистаном военной техники из-за опасений беспорядков, связанных с праздниками, до сих пор имеет неясную картину. Как пишет Eurasianet, хотя вероятность конфликта между Кыргызстаном и Узбекистаном остается малой, напряженность между двумя странами стала эксплуатироваться оппозиционными силами, активизировавшимися внутри Кыргызстана.
Для Stratfor спор, окружающий кыргызско-узбекскую границу, а также запланированные протесты на юге Кыргызстана имеют корни в Ферганской долине. Хотя конкретные детали остаются неясными, протесты начались несколько раньше – 14 марта в южном кыргызском городе Кербен Джалал-Абадской области, когда сотни людей собрались, чтобы выступить против президента Кыргызстана Алмазбека Атамбаева, северянина, сменившего предыдущего лидера-южанина, Курманбека Бакиева. На следующий день, как пишет Stratfor, по региону стали распространяться слухи о том, что в ключевом южном городе Ош пройдут бурные протесты в преддверии местных выборов, намеченных на 27 марта. Эти протесты и последующие слухи, по всей видимости, вызвали реакцию со стороны Узбекистана, который 18 марта направил около 40 солдат, две бронированные машины и два грузовика в село Могол, расположенное на спорной зоне вблизи границы кыргызско-узбекской. 20 марта обе стороны сократили количество войск на контрольно-пропускных пунктах до восьми солдат каждая. Тем не менее, Кыргызстан созвал внеочередное заседание ОДКБ (членом которого Узбекистан больше не является), чтобы обсудить этот вопрос.
Инцидент может осложнить и без того тяжелый процесс по делимитации границ. Такого мнения придерживается спецпредставитель правительства КР по вопросам границ Курбанбай Искандаров. Странам еще предстоит согласовать 58 спорных участков. Инцидент на границе повлияет на дальнейшие переговоры, которые в любом случае будут продолжены.
Трампенбаши
Сара Кендзиор в этой статье сравнивает центральноазиатские «демонстративные» (spectacular) режимы и авторитаризм в Америке. Spectacular State – это известная книга исследователя Лоры Адамс, рассматривающая процесс нациестроительства в Узбекистане как масштабный эффектный спектакль. “Эффектное, демонстративное государство, -пишет Адамс, – это то, где, более чем в других странах, политика проводится на символическом уровне, продвигая доминирование государства через общеразделяемые значения концептов, такие как наследие и прогресс”. Конечной целью демонстративного государства является ограничение общественного пространства, где все идеи фильтруются на соответствие государственным нарративам, определяемых диктаторами, развивающими свой собственный культ личности. Нация становится брендом, диктатор – бренд-амбассадором, народ – покорной аудиторией. В этом смысле, пишет Кендзиор, центральноазиатские режимы имеют много общего с Дональдом Трампом, прекрасно знающим как захватить аудиторию через театрализованное исключение других.
Теме схожести авторитаризма в США и России посвящена и колонка нобелевского лауреата Роберта Шиллера в Project Syndicate. Есть ли какая-то предрасположенность в характере россиян к авторитаризму? Шиллер рассказывает о своем исследовании, которое было проведено в Нью-Йорке и Москве в 1990 году (результаты были опубликованы в American Economic Review в 1991 году и в журнале ИМЭМО МЭиМО в 1992 году). Подробное анкетирование жителей Нью-Йорка и Москвы показало их отношение к свободному рынку и обнаружило сравнительно мало различий. Например, вопрос: «В праздничные дни, когда есть большой спрос на цветы, цены на них обычно идут вверх. Как вы считаете, справедливо ли поступают продавцы цветов, поднимая цены?». 66% респондентов из Москвы посчитали это несправедливым, так же как и 68% нью-йоркцев. Аналогичный опрос был проведен в двух городах в 2015 году (результаты представлены на ежегодном заседании Американской экономической ассоциации в январе текущего года). Вновь в цветочном вопросе было обнаружено очень небольшое изменение отношения в Москве (67% сказали, что повышение цен на праздники – несправедливо). В Нью-Йорке, напротив, общественное мнение стало несколько более прорыночным (55% сказали, что повышение цен было несправедливым).
Самая большая разница оказалась в отношении жителей Москвы и Нью-Йорка к порядку. С утверждением «Лучше жить в обществе со строгим порядком, чем позволять людям такую свободу, которая может принести разрушения в обществе» в 1990 году согласилось 67% москвичей, а в 2015 – уже 76%, в то время как в Нью-Йорке в 2015 году с этим согласилось только 36%. Это утверждение выявило самую большую разницу между Москвой и Нью-Йорке во всем опросе.
Фонд Карнеги выпустил очередной доклад о центральноазиатских странах в рамках серии, посвященной их 25-летию. На этот раз предметом анализа стал Узбекистан (предыдущие доклады – о Казахстане и Таджикистане). Узбекистан является геополитическим центром тяжести Центральной Азии. Это наиболее густонаселенное государство в регионе, которое граничит со всеми четырьмя другими государствами Центральной Азии и Афганистаном. Политическое мастерство лидера Узбекистана Ислама Каримова, его готовность подавлять любую оппозицию, пренебрежение к мнению международного сообщества и геополитическое маневрирование дало Узбекистану степень стабильности, которую мало кто предсказывал, когда страна получила независимость – пишет доклад. Но изменения неизбежны. Они должны состояться в его политической системе, структурах безопасности, а также экономике и это станет тестом в ближайшие годы. Способность страны выдержать это испытание будет иметь последствия для всего региона. Факторы внутренней неопределенности включают в себя смену лидерства после обретения независимости и ухудшение экономики. Кроме того, более 40 процентов 30-миллионного населения страны находятся в возрасте до двадцати пяти лет.
По мере того, как Узбекистан сталкивается с новыми геополитическими и экономическими проблемами, остается неясным, будет ли Каримов в состоянии – или достаточно ли у него времени – чтобы справиться с этими проблемами. Каримов выполнил свою задачу обеспечения Узбекистана долгосрочным суверенитетом от России; он превратил страну в одно из двух наиболее влиятельных государств Центральной Азии и сумел сохранить его стабильным в течение первых двадцати пяти лет независимости. Тем не менее, цена его подхода к управлению стала трагически высокой для гражданского общества и долгосрочных экономических перспектив страны.
О том, как Узбекистан диверсифицировал свою экономику, рассказывает работа экономистов Владимира Попова и Аниса Чоудхурия, написанная для отдела ООН по экономическим и социальным вопросам. Авторы аргументируют, что Узбекистан больше, чем другие страны постсоветского пространства (единственная страна постсоветского пространства, которая увеличила долю индустрии в ВВП и долю машиностроения и оборудования в промышленности и экспорте), смогла добиться структурных изменений в экономике: 1) снижение производства и экспорта хлопка (некогда монокультура), увеличение производства продовольственных товаров и достижение самообеспеченности в продовольствии 2) достижение энергетической самообеспеченности и позиции нетто-экспортера энергии 3) увеличение доли промышленности в ВВП и увеличение доли машиностроения и оборудования в промышленности и экспорте. Исследователи считают, что этого Узбекистан добился, благодаря целенаправленной политике государства (включающей слабую валюту, налоговые меры, поощряющие производство и экспорт переработанной продукции, контроль импорта и тд), а не просто в результате реформ по экономической либерализации или наличия природных сравнительных преимуществ
Последние выборы в парламент в Казахстане не удивили международных обозревателей. Суммируя публикации, можно подвести итог, как это сделали в Foreign Policy – политические реформы вряд ли возможны в ближайшем будущем. Президент Назарбаев, призвавший другие страны не торопить Казахстан на пути к демократии, не спешит с реформами и управляет страной так же, без изменений, что означает, по мнению профессора университета Глазго Луки Анчески, что он на самом деле не готов отказаться от власти и будет держаться за нее до последнего. «Проблема заключается в том, что он, вероятно, не узнает этот момент, пока не станет слишком поздно».
Султанисткие автократии
На сайте Foreign Affiars опубликован сборник статей, посвященный 5-летию «арабской весны». Статья Джека Голдстоуна (Jack Goldstone), американского социолога и политолога, одного из ведущих специалистов в области теории революций и государственных распадов, анализирует слабости и устойчивость ближневосточных автократий. Голдстоун пишет, что арабская волна напоминает и другие протесты в истории. Например, революции в Европе в 1848 году, спровоцированные ростом цен на продовольствие и усилением безработицы. Или распад социалистических режимов в Восточной Европе и Советском Союзе в 1989, вызванный разочарованием закрытыми, коррумпированными и нечувствительными политическими системами. Тем не менее, 1848 и 1989 не являются правильными аналогиями для событий 2011 года. Революции 1848 года добивались отмены традиционных монархий, события в 1989 году были направлены на свержение коммунистических правительств. Революции 2011 года воюют с чем-то совсем другим: «султанисткими» диктатурами. Хотя такие режимы часто выглядят незыблемыми, на самом деле они очень уязвимы, потому что те стратегии, которые они используют, чтобы остаться у власти, делают их хрупкими, негибкими.
Чтобы революции добились успеха, пишет Голдстоун, необходим целый ряд совпадающих факторов. Правительства должны восприниматься настолько непоправимо несправедливыми или неумелыми, что население начинает смотреть на них как на угрозу для будущего страны; элиты (особенно, армия) должны быть отчуждены от государства и больше не желать защищать его; большая часть населения, включая разные этнические и религиозные группы и социально-экономические классы, должна быть мобилизована; и международные силы должны либо отказаться от вмешательства и защиты правительства или должны предупредить его воздержаться от использования максимальной силы для своей защиты. Эти условия редко совпадают, особенно, в отношении традиционных монархий и однопартийных государств, лидерам которых часто удается сохранить общественную поддержку, призывая население уважать королевские традиции или национализм. Элиты, которые часто обогащаются такими правительствами, оставляют их только в случае резкой смены обстоятельств или идеологии правителей. И почти во всех случаях трудно достичь широкой мобилизации населения, потому что это требует преодоления разрозненных интересов городской и сельской бедноты, среднего класса, студентов, специалистов и различных этнических или религиозных групп.
Но султанисткие режимы часто оказываются гораздо более уязвимыми и редко удерживают власть в течение более чем поколения. Такие правительства возникают, когда национальный лидер расширяет свою личную власть за счет формальных институтов. Султанисткие диктаторы не используют идеологию и не имеют никакой другой цели, кроме удержания своей личной власти. Они могут сохранять некоторые формальные аспекты демократии – выборы, политические партии, народные собрания или конституцию – но они правят над ними с помощью верных сторонников в ключевых позициях, а иногда путем объявления чрезвычайного положения, которое они оправдывают, апеллируя к угрозам, исходящим из внешних (или внутренних) врагов. За кулисами такие диктаторы, как правило, имеют большое накопленное богатство, которое они используют, чтобы покупать лояльность сторонников и наказывать противников. Так как они нуждаются в ресурсах, чтобы питать свою патронажную машину, они, как правило, способствуют экономическому развитию, за счет индустриализации, экспорта сырьевых товаров и развития образования. Они также стремятся иметь хорошие отношения с зарубежными странами, обещая стабильность в обмен на помощь и инвестиции. Однако, когда богатство приходит в страну, большая часть его попадает султану и его приспешникам.
Новые султаны контролируют военные элиты своих стран, сохраняя их разделенными. Как правило, силы безопасности разделены на несколько подразделений (армия, военно-воздушные силы, полиция, разведка) – каждое из которых подчиняется непосредственно лидеру. Лидер монополизирует контакты между командами, между военными и гражданскими лицами, а также с иностранными правительствами, эта практика, которая обеспечивает ключевую роль султана для координации сил безопасности и направления внешней помощи и инвестиций. Чтобы усилить опасения, что иностранная помощь и политическая координация исчезнет с их отсутствием, султаны, как правило, избегают назначения возможных преемников.
Недостатки султанистких режимов растут по мере старения лидеров, и вопрос о преемственности становится все более острым. Султанисткие правители иногда могут передать руководство младшим членам семьи. Это возможно только когда правительство эффективно работает и поддерживается элитой (как в Сирии в 2000 году, когда президент Хафез Асад передал власть своему сыну Башару), или если другая страна поддерживает режим (как в Иране в 1941 году, когда западные правительства способствовали передачи власти от Реза-шаха его сыну Мохаммаду Реза Пехлеви). Если коррупция со стороны режима привела к отчуждению элиты страны, то элита может попытаться заблокировать династическую преемственность, стремясь восстановить контроль государства (что произошло в Индонезии в конце 1990-х годов, когда азиатский финансовый кризис нанес удар по выстроенной патронажной машине Сухарто).
Султаны должен блюсти четкий баланс между самообогащением и вознаграждением элиты: если правитель вознаграждает себя и пренебрегает элитой, элита лишается ключевого стимула для поддержки режима. Но по мере того, как султаны более глубоко укореняют свою власть, их коррупция часто становится все более открытой и концентрируется среди небольшого внутреннего круга. Если султан монополизирует иностранную помощь и инвестиции или имеет слишком близкие отношения с непопулярными иностранными правительствами, он может оттолкнуть от себя элитные и популярные группы.
В то же время, по мере роста экономики и образования расширяется число людей с более высокими стремлениями и чувствительностью к полицейскому надзору и злоупотреблениям власти. И если население быстро растет, в то время как львиная доля экономических выгод концентрируется среди элиты, то сильнее проявляется неравенство и растет безработица. Рост расходов на субсидии и другие программы, которые режим использует, чтобы сохранять массы деполитизированными, оказывает еще больше стресса на режим.
Как эти факторы совпали на Ближнем Востоке и что случается после революций, читайте целиком по ссылке: https://www.foreignaffairs.com/articles/middle-east/2011-04-14/understanding-revolutions-2011
Китай
Китай предлагает странам Центральной Азии военный союз? Такую возможность обсуждает материал Eurasianet, сообщающий о том, что генерал Фан Фэнхуэй, начальник генерального штаба Народно-освободительной армии Китая, заявил во время визита в Кабул в этом месяце, что Китай предлагает создать региональный альянс по борьбе с террором, состоящий из Афганистана, Китая, Пакистана и Таджикистана. Других подробностей о возможном альянсе не сообщается, но пресс-секретарь президента Афганистана Ашрафа Гани сказал, что «президент Гани одобрил предложение».
Петер Краснопольский, аспирант из Ноттингемского университета Нинбо задается вопросом, обменялись ли стратегиями Китай и Россия в Центральной Азии?
Ослабленная экономика подорвала политические позиции России в регионе, но Китаю еще предстоит найти свой путь в традиционных сферах российского политического влияния и функциональной многосторонности. Вместе с тем Китай все чаще компенсирует странам ЦА экономические потери и, что более важно, характер проектов, финансируемых и продвигаемых Китаем, изменился. Последние проекты Китая имеют региональное значение и требуют скоординированных усилий нескольких государств.
Амбивалентность и оппортунизм Китая в Центральной Азии, по всей видимости, уступили целенаправленной многосторонности и устойчиво растущему политическому влиянию. Политическая позиция России, ослабленная экономическими проблемами, напротив, отличается непоследовательностью и напряженностью в международных отношениях с другими странами.
«Пекин и Москва близки, но не союзники», пишет Фу Ин, председатель Комитета по иностранным делам Национального собрания народных представителей КНР, в статье для Foreign Affairs. Отношения России и Китая это не «брак по расчету», но и не антиамериканский и анти-западный альянс. Китайско-российские отношения являются стабильным стратегическим партнерством: сложным, но крепким и имеющим глубокие корни. Тем не менее, пишет автор, Китай не заинтересован в формальном союзе с Россией, ни в формировании антизападного блока любого рода. Скорее всего, Пекин надеется, что Китай и Россия могут поддерживать свои отношения таким образом, что обеспечит безопасную среду для двух больших соседей для достижения своих целей в области развития и поддержки друг друга на основе взаимовыгодного сотрудничества. Отношения между Китаем, Россией и Соединенными Штатами в настоящее время напоминают неравносторонний треугольник, в котором наибольшее расстояние между тремя точками лежит между Москвой и Вашингтоном. В пределах этого треугольника, китайско-российские отношения являются самыми положительными и стабильными, заключает Фу Ин.
Книги
От шелка к силикону – история глобализации в жизнеописаниях десяти удивительных людей
From Silk to Silicon: The Story of Globalization Through Ten Extraordinary Lives, Jeffrey E. Garten (HarperCollins) – в этой книге почетный декан Йельского университета и бывший заместитель министра торговли США рассказывает историю глобализации через жизнеописания 10 людей, казалось бы, не имеющих ничего общего между собой, но совершивших революционные изменения для взаимосвязей в современном мире:
- Чингисхан, объединивший восток и запад через завоевание и открывший новые торговые пути, отличавшиеся новаторскими инновациями в транспорте, связи и управлении
- Майер Амшель Ротшильд, который вышел из гнетущего еврейского гетто, чтобы создать самый мощный банк в истории человечества и открыть эру глобальных финансов.
- Сайрус Филд, ставший отцом глобальных коммуникаций, приложил усилия по созданию трансатлантического телеграфа, что стало предтечей к глобальному радио, телевидению и Интернету.
- Маргарет Тэтчер, чья противоречивая политика открыла свободные рынки, связавшие разные экономики по всему миру
- Энди Гроув, венгерский беженец нацистского режима, основавший компанию – Intel, придумавшую, как производить сложные компьютерные чипы в массовом, промышленном масштабе и заложившую основу для компьютерной революции Силиконовой Долины.
Как один человек может совершить изменения, в корне изменившие мир? Как тенденции глобализации прошлого влияют на настоящее, и как они будут формировать будущее?
Фото
Фотографии Центральной Азии в проекте Алексея Кондратьева и Fabrica «Формирование»
Центральная Азия находится в процессе формирования, заново изобретая сама себя. Выходцы из Центральной Азии до сих пор говорят на русском, но все меньше и меньше, по мере того, как они возрождают свои коренные языки и все больше изучают английский или китайский. Они по-прежнему в значительной степени являются светским обществом, наследием официального советского атеизма, но все больше и больше практикуют ислам. Советское архитектурное наследие остается, но новые города берут свои реплики дизайна из Дубая, Шанхая и Куала-Лумпура.
Ленин и празднование Наурыза в Оше
Ryskeldi Satke @RyskeldiSatke
