Евразийство и европейские ультраправые движения. Не все читатели могут сразу увидеть взаимосвязь между этими двумя терминами. Сам термин Евразия – вдохновение, с помощью которого власти в России стремятся обрести статус великой державы для своей страны и утвердить право на решение геополитических ориентаций своих соседей – комбинирует в себе Европу и Азию и звучит анти-европейски, побуждая Россию обратиться к Востоку. Европейские ультраправые движения – это созвездие групп и партий, некоторые из которых – весьма радикальны и ссылаются на неонацизм, другие – более традиционные и придерживаются более прагматичных, ксенофобских взглядов, направленных против ЕС. Оба эти тренда: евразийство в России и движение ультраправых в Европе, во многом, являются сторонами одной медали.
Евразийство и ультраправые движения Европы. Переформатирование отношений между Европой и Россией
Сборник работ под редакцией Марлен Ларюель
Вступительное слово
Марлен Ларюэль
Перевод с английского с некоторыми сокращениями
Евразийство и европейские ультраправые движения. Не все читатели могут сразу увидеть взаимосвязь между этими двумя терминами. Сам термин Евразия – вдохновение, с помощью которого власти в России стремятся обрести статус великой державы для своей страны и утвердить право на решение геополитических ориентаций своих соседей – комбинирует в себе Европу и Азию и звучит анти-европейски, побуждая Россию обратиться к Востоку. Европейские ультраправые движения – это созвездие групп и партий, некоторые из которых – весьма радикальны и ссылаются на неонацизм, другие – более традиционные и придерживаются более прагматичных, ксенофобских взглядов, направленных против ЕС. Оба эти тренда: евразийство в России и движение ультраправых в Европе, во многом являются сторонами одной медали.
Идеологически, евразийство – это русская версия европейских ультраправых. Отцы-основатели евразийства, жившие в эмиграции в европейских столицах в 1920х и 1930х годах, находились под впечатлением от германской Консервативной революции и комбинации «национализма» с «консерватизмом». Они связали свой главный тезис о необходимости Третьего пути между капитализмом и коммунизмом с верой в то, что Россия является Третьим континентом между Европой и Азией. Хотя они отвергали нацизм, который считали за чистый расизм, они очень тесно следовали итальянскому фашизму, в котором видели вдохновение для будущей евразийской России. Сегодня Александр Дугин, главный идеолог неоевразийства после распада СССР, играет главную роль в пересадке ультраправых теорий на российскую почву. Его определение евразийства полностью совпадает с Консервативной революцией à la russe. Однако, в отличии от отцов-основателей евразийства, Дугин заимствует целый спектр ультраправых доктрин и не ограничивается теориями Третьего пути. Он напрямую вдохновляется так называемым эзотерическим нацизмом, и в его метафорическом языке можно действительно найти призывы к насилию. Но он заимствует также и от теорий Новых правых и таким образом предлагает комплексный спектр доктрин, существующий в тесном диалоге с движениями, исходящими из Западной Европы.
Евразийство в России и ультраправые в Европе объединяют не только доктринальные принципы, вдохновленные фашистскими традициями. Их вера толкает их к осмыслению международного порядка при помощи одинаковых инструментов. В обоих случаях, США – это враг (как страна и как цивилизация) и либерализм (как политический, так и моральный, а иногда – но не всегда – экономический) – идеологическая подпорка США. В их мировоззрении противостояние этому международному порядку могут оказать только страны или регионы, где были сохранены ценности, противопоставляемые Просвещению. Как евразийцы, так и ультраправые видят в Европейском Союзе бюрократическую, дегуманизированную машину, обслуживающую американские интересы и либеральные ценности, подразумеваемые цели которых – разрушение подлинных европейских ценностей и настоящей идентичности континента.
Неоевразийцы сегодня рассматривают настоящую природу Европу в союзничестве с Евразией и образующей «хартленд» (сердцевину) – континентальную массу, способную противостоять морской мощи США, Великобритании и их союзников на континенте. Это неоевразийство является не антиевропейским, но антизападным, анти-трансатлантическим и анти-либеральным, и оно верит в общую судьбу для европейских и евразийских народов.
Большинство европейских ультраправых разделяют это видение единого континента. У них общие враги – особенно Европейский Союз – и они одинаково верят в панъевропейское будущее для «белых» или христианских народов, где есть место и России. Во многом теоретики Консервативной революции 1920х и 1930 гг были впечатлены мессианскими силами, освобожденными большевистской революцией, и искали стратегического партнерства с этим фениксом, Россией. Во время Второй мировой войны нацисты со своими европейскими союзниками искали панъевропейскую идею, которая могла бы катализировать националистическую энергию по отношению к общей цели без братоубийственных войн. Фашистские группы были возрождены к 1960-м и обновили свои идеи, отказавшись от нацистской идеологии по германской исключительности в пользу панъевропейского феномена. Их движение – «Молодая Европа» – получило свое название в честь одноименного журнала Третьего рейха 1942 года. Один из главных идеологов Молодой Европы, Жан-Франсуа Тириар, служивший в войсках СС и защищавший коллаборационизм с нацистским режимом, выдвинул лозунг: «от Рейкьявика до Владивостока», приглашая тем самым советскую Россию присоединиться к этой политической конструкции. В 1980х годах Тириар подтверждает свои взгляды: «Если Москва хочет видеть Европу европейской, я проповедую тотальную коллаборацию с советским проектом. Я тогда первый надену красную звезду на свою фуражку. Советской Европе, да, без возражений[1]».
Эти общие видения будущего Европы – объединенной, отвернувшейся от трансатлантического мира к своему континентальному соседу, России – дает общую площадку для сегодняшнего «медового месяца» между европейскими ультраправыми движениями и путинской Россией. Но инструментарий для анализа этой программы намного сложнее, чем тот, необходимый для понимания контактов между неоевразийством Дугина и его ультраправыми коллегами в Европе. Несмотря на частые публичные заявления, теории Дугина не являются прямым вдохновением для путинского режима и его стремления к мировому доминированию. Кремль не валидировал ни одну из государственных идеологий, вдохновленных Консервативной революцией, даже если он и заимствует некоторые темы из нее. Но в Европе Кремль приобрел некоторых тех же союзников, которых Дугин культивировал на протяжении двух десятилетий. По мнению Кремля, те, кто отрицает брюссельских технократов и их зависимость от американских интересов, это потенциальные друзья России. Кроме этой геополитической ориентации, европейские ультраправые разделяют с российским режимом похожий анти-либеральный нарратив, отрицающий экономический и политический модернизм, индивидуализм, разрушение так называемых традиционных ценностей и насаждение внешних культурных стандартов.
Но даже если Дугин и европейские ультраправые разделяют одну идеологию и могу казаться близнецами, альянс между путинским режимом и ультраправыми Европы – это, скорее, брак по необходимости, чем настоящая любовь.
Данное собрание работ нацелено распутать этот клубок, исследуя идеологическое происхождение и индивидуальные пути, материализовавшиеся в их перманентном диалоге. Исторические корни этого обмена недостаточно изучены. Взаимное влияние между отцами-основателями евразийства и германской Консервативной революцией остаются мало исследованными так же, как и отношения между ультраправыми движениями и Советским Союзом. Это издание фокусируется на современном состоянии – с регулярными отсылками к истории – и анализе сетей Дугина в Европе.
В первой главе Марлен Ларюэль суммирует выводы и предлагает инструменты для анализа этого альянса, как исторически, так и идеологически, учитывая глубокие изменения, вызванные украинским кризисом, как поворотной точкой отношений России и Европы. Во второй и третьей главах Антон Шеховцов и Вадим Россман изучают персональную траекторию Александра Дугина с начала 1990х и его первых поездок в Европу до настоящего времени и карьеры Дугина в МГУ, прерванной летом 2014 года.
В главах 4,5,6 изучаются связи Дугина в трех главных странах – его партнерах: Франции, Италии и Испании. Главы 7,8,9 посвящены другим трем странам, где влияние Дугина стало заметным в 2000х гг: Турция, Венгрия и Греция. В главе 10 Антон Шеховцов исследует политику Кремля по организации миссий выборных наблюдателей, обслуживающих внешнюю политику Москвы в так называемом ближнем зарубежье.
Этот сборник работ, своего рода, необычный проект. Он задает больше вопросов, чем дает ответы, не включает все страны, группы и задействованные персоналии, не может идентифицировать все скрытые связи и иногда ему не хватает надежных источников, чтобы усилить анализ, а также информации из российских архивов, которые остаются в основном закрытыми. Тем не менее, сборник надеется приоткрыть завесу в анализе малоизученной темы – связей панъевропейского ультраправого движения и России. Россия – не просто ученик Европы, как жаловались российские интеллектуалы с XIX века, но она играла и продолжает играть структурную роль в формировании политического и идеологического развития европейского континента.
[1] Jran Thiriart, “L’Europe jusqu’à Vladivostok,” Nationalisme et République, no 9 (1992)
