Книга Ричарда Талера Misbehaving: The Making of Behavioral Economics – один из экономических бестселлеров уходящего года. Рецензия на нее «A Nudge Too Far. Paternalism and the Pitfalls of Behavioral Economics», написанная Филлипом Свагелем, профессором международной экономической политики университета Мэриленда, была опубликована в последнем номере Foreign Affairs (ноябрь-декабрь 2015).
Перевод с английского в сокращении.
Cлишком сильный толчок. Патернализм и ловушки поведенческой экономики
Филлип Л. Свагель
Многие экономисты считают, что могут объяснить политические и социологические явления лучше, чем политологи или социологи. Их уверенность отражает убежденность в том, что экономика является более математически строгой наукой и теоретически более обоснованной, чем другие социальные науки. По мнению экономистов-практиков, экономика предлагает не только описательные анализы того, как работает общество (определяющие влияние конкретного налога, например), но также и нормативные рекомендации политики (например, определение оптимальной ставки налога).
В основе традиционной экономики лежит предположение, что люди оптимизируют: что они делают рациональные покупки и действуют рационально в других случаях, когда принимают экономические решения, учитывая свои предпочтения и имеющуюся информацию.
И все же можно с уверенностью сказать, что каждый профессор экономики в какой-то момент своей лекции по теоретической модели делает паузу и делает такую оговорку: «на самом деле, люди делают не совсем так». Как поясняет это Ричард Талер, профессор школы бизнеса им. Бута при Чикагском университете и президент Американской экономической ассоциации, в своей книге Misbehaving: The Making of Behavioral Economics, стандартный экономический подход страдает от того, что люди не являются тем, что он называет «Econs»: они не делают или не могут всегда все оптимизировать. Иногда решения, оказывающиеся под рукой, просто слишком сложны, чтобы их рассматривать рационально, а иногда люди позволяют «предположительно ненужным факторам» (по выражению Талера) влиять на их поведение. Например, в теории для человека не должно составлять большой разницы между тем, чтобы выпить бутылку вина из своего собственного погреба, и тем, чтобы пойти и купить себе новую. Ведь бутылка в подвале может быть продана за эквивалентную сумму, а это значит, что ее потребление включает в себя предположительные затраты, равные покупке новой бутылки. Но мало кто думает таким образом. В самом деле, так называемый эффект «владения», при котором люди переоценивают то, что они имеют, влияет на решения в различных обстоятельствах, даже когда он не должен учитываться в оптимальном процессе принятия решений.
В своей книге Талер объясняет, что такие иррациональности – не недостатки, но факты жизни – что означает, что традиционное экономическое понимание мира и предлагаемая им политика могут быть далеки от истины. Талер исследует альтернативные методы оптимизации, в том числе способы выработки стратегии, которые «подталкивают» людей («легкий толчок – nudge» – это термин, который популяризировал Талер и правовед Касс Санстейн в другой своей книге – Nudge: Improving Decisions About Health, Wealth, and Happiness) к принятию ими самостоятельных и рациональных решений. Талер не одинок: широкое поле поведенческой науки набирает моду среди политиков. В 2014 году администрация Обамы создала отдел по социальным и поведенческим наукам, которому было поручено разработать поведенческие подходы к политике. Когда дело доходит до политики, однако, поведенческой экономикой можно легко злоупотребить. В чужих руках она может превратиться во вредную форму патернализма, при которых политики форсируют, а не подталкивают к достижению желаемого результата. Талер осуждает этот подход, и это не его вина, что его детище может быть неправильно понято.
Гарвардский профессор экономики Радж Четти недавно написал, что «поведенческая экономика представляет собой естественное развитие (а не вызов) для неоклассических экономических методов». Но не все с этим согласны. На заре карьеры Талера большинство экономистов остерегались применять поведенческую экономику как в объяснении того, как ведут себя люди, так и в формулировании политики. В частности, их нерешительность отражает убеждение о том, что кажущееся иррациональным поведение может быть понято как форма оптимизации. Рассмотрим, например, случай, где фирма применяет дискриминацию в найме сотрудников. На первый взгляд, такое поведение кажется иррациональным, так как дискриминация по признаку расы, пола и других характеристик должна уменьшить прибыль. Но в 1957 году Гэри Беккер, экономист из университета Чикаго, который выиграл Нобелевскую премию, объяснил такую дискриминацию тем, что работодатели могут нести личный ущерб от найма людей, которые им не нравятся. Дискриминация может, таким образом, отражать инстинкт максимизировать личное удовлетворение вместо прибыли. Для того, чтобы отговорить людей от дискриминации, правительства могли бы ввести на него достаточно высокий налог, чтобы расчет работодателя изменился в другую сторону.
Но сегодня поведенческая экономика на пике в Вашингтоне: отдел Белого дома ставит миссией «применять идеи поведенческих наук, чтобы сделать так, чтобы государственные федеральные программы лучше служили народу и экономили деньги налогоплательщиков». При этом в создании этой группы Вашингтон последовал примеру премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона, который создал аналогичный отдел несколько лет назад по совету Талера. Пока команда Белого дома добилась только скромных успехов, например, в поиске способов, чтобы «подтолкнуть» людей воспользоваться сберегательными схемами, пользующимися налоговыми преференциями, и программами погашения кредита.
К заслугам Талера в этой области можно отнести схему, разработанную в сотрудничестве с Шломо Бенартци, поведенческим экономистом Калифорнийского университета, которая стала известна как «сберегай больше завтра». В этой схеме сотрудники заранее соглашаются увеличить свои взносы на сберегательный счет после повышения заработной платы в будущем. «Подталкивая» сотрудников сберегать часть своего увеличенного дохода после повышения зарплаты, схема одновременно гарантирует, что их снимаемый заработок никогда не снижается. Такая политика уменьшает психологическое ощущение сотрудников от потери своих располагаемых доходов. Конечно, участники могут в любой момент отказаться от этой схемы, и в этом смысле эта политика является «толчком», а не наручниками.
Несмотря на все преимущества политики, построенной на поведенческой экономике, в ней есть и серьезные проблемы: политики могут слишком легко выйти за рамки подталкивания к чему-то более мощному, что служит их интересам, а не на пользу другим. При неправильном применении поведенческая экономика обеспечивает легкое оправдание тем политикам, которые ошибочно полагают, что правительственные чиновники понимают истинные желания и мотивацию людей лучше, чем они сами. Подталкивание по Талеру должно быть легким; он не приемлет принудительной практики, которая может иметь значительные недостатки.
В своем анализе последних норм по регулированию энергопользования, например, экономисты Гайер и Вискузи обнаружили, что решения правительства США по ограничению использования ламп накаливания и продвижению экономичных автомобилей и грузовиков, были больше мотивированы патернализмом, а не здравым смыслом. Регуляторы посчитали, что эти нормы служат во благо потребителей, потому что позволяют людям и предприятиям экономить на счетах за электричество и бензин. Но это оказалось не совсем так. Как утверждают Гайер и Вискузи, новые нормы опирались на поведенческие предположения о том, что потребители иррациональны, и что их истинные предпочтения могут отличаться от выбора, сделанного за них чиновниками. На самом деле есть два внешних эффекта действия (externality): негативный и положительный. Загрязнение окружающей среды заводом, например, накладывает негативный внешний эффект на живущих рядом людей, что может быть компенсировано за счет введения налога: введение рассчитанного налога на загрязнение экологии заводом может привести к социально оптимальному результату и сокращению выбросов. Положительные внешние эффекты должны субсидироваться. Субсидирование вакцин, например, ограничивает распространение болезней, принося пользу всему сообществу.
Как оказалось, негативный внешний эффект, связанный с использованием ламп накаливания и cлишком мощных легковых и грузовых автомобилей, является скромным. В этих случаях, воздействие на окружающую среду в результате более интенсивного использования энергии и выбросов углерода является относительно небольшим, что означает, что общество не получает больших выгод для экологии от введенных норм. Вместо этого, нормы опираются на предполагаемый положительный эффект от экономии средств для потребителей, но те, однако, решают платить больше за лампочки и легковые автомобили, пользование которыми которые им нравятся. Обосновывая такие нормы, политики предполагают, что потребители неспособны соотнести долгосрочные выгоды с краткосрочными затратами, и правительство настаивает на том, что люди должны использовать более энергоэффективные товары, независимо от их фактических предпочтений. Это патернализм, замаскированный под науку. Хуже того, такие предложения могут вытеснить действительно полезные предложения: чрезмерное внимание на вторичных вопросах, как использование ламп накаливания и стандарты топливной экономичности, давно отвлекает политиков от решения проблем, связанных с изменением климата.
Политические последствия поведенческой экономики будут расти, так как этот подход становится все более распространенным. Политикам важно понимать, что регуляторы это тоже люди и поэтому так же склонны, как и потребители, делать неправильные решения. Будет печально, если поведенческая экономика, с ее обоснованной критикой традиционных экономических подходов, которые игнорируют человеческие слабости, приведет к росту патернализма, где чиновники будут отказываться от более разумных мер под предлогом необходимости корректировать несовершенства.
