За последние двадцать лет во всех странах Центральной Азии наблюдаются некоторые общие тенденции: во-первых, правящие элиты начали формировать национальную политику медиа, стараясь обеспечить ее максимальную независимость от внешних влияний (российского, западного, исламского) и сделать СМИ инструментом продвижения национального социокультурного консенсуса и сохранения своей власти. Во-вторых, рост определенных сегментов населения, в особенности, молодого поколения, увеличивает использование цифровых СМИ, которые труднее контролировать, чем телевизионные и печатные СМИ.
Летний номер журнала «Демократизация» посвящен медиа-ландшафту в Центральной Азии – Media Landscape in Central Asia.
В выпуске опубликованы следующие статьи:
- «Потребление масс медиа в постсоветских Кыргызстане и Казахстане: взгляд снизу» Барбара Жунисбай (Назарбаев Университет), Азамат Жунисбай (Pitzer College), Никола Ин Фрай (Pitzer College)
- «Молодые потребители медиа и представление о честных выборах в Казахстане и Кыргызстане» Олена Николаенко (Fordham University)
- «Сохранение контроля над медиа в консолидированном авторитаризме: контроль над цифровыми медиа в Казахстане» Лука Анчески (Университет Глазго)
- «Друзья, недруги и Facebook: блокировка интернета в Таджикистане» Абдуфаттох Шафиев и Маринта Майлс (Университет Джорджа Вашингтона)
- «В поисках «казахскости»: телевизионный ландшафт и изображение нации в Казахстане» Марлен Ларуэль (Университет Джорджа Вашингтона)
- «Нациестроительство на малом экране: Астана – моя любовь» Питер Роллберг (Университет Джорджа Вашингтона)
- «Общественные онлайн дебаты в Центральной Азии: взгляд журналиста» Навбахор Имамова (Голос Америки)
Во введении выпуска Питер Роллберг и Марлен Ларуэль пишут, что печатные и электронные медиа в Центральной Азии одновременно являются и форумом, и полем битвы между политическими программами, экономическими интересами, активистским идеализмом и прагматическим цинизмом. Через эти медиа власти Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана взаимодействуют со своим гражданским обществом, используя различные коммуникативные процессы: от подлинного диалога до беззастенчивой цензуры, от тонкого манипулирования до жестокого давления.
Продолжающаяся борьба за доступ к средствам массовой информации, которая стала темой этого специального выпуска журнала Demokratizatsiya, демонстрирует значимость медиа в этих обществах. Чем менее либерально общество, тем большее значение уделяется контролю над СМИ как необходимому условию сохранения общего статус-кво. Но за последние двадцать лет во всех странах Центральной Азии наблюдаются некоторые общие тенденции: во-первых, правящие элиты начали формировать национальную политику медиа, стараясь обеспечить ее максимальную независимость от внешних влияний (российского, западного, исламского) и сделать СМИ инструментом продвижения национального социокультурного консенсуса и сохранения своей власти. Во-вторых, рост определенных сегментов населения, в особенности, молодого поколения, увеличивает использование цифровых СМИ, которые труднее контролировать, чем телевизионные и печатные СМИ. Поэтому власти уделяют повышенное внимание к своей информационной среде, особенно после эксперимента с западной моделью СМИ в 1990-х годах. “Модель импорта”, которая основана на предположении, что можно распространять западные ценности через формирование медиа-кадров, получивших образование на Западе, потерпела неудачу, так как правящие элиты в Центральной Азии не захотели стать пассивными наблюдателями процесса, который, в конечном счете, подорвал бы их собственные позиции.
Кроме политического фактора ограничителя СМИ, есть и экономические причины. Рынок Центральной Азии слишком мал, чтобы наладить собственное масштабное медиа-производство и полностью исключить из своих рынков российские СМИ. Кроме того, авторитарные ценности, маскируемые под демократические, которые образуют идеологическую основу российских СМИ, во многом совпадают с ценностями нынешних элит Центральной Азии, которые часто предпочитают вариант «мягкого авторитаризма» полноценной эмуляции демократий западного типа. В результате, импорт западных и, в меньшей степени, исламских СМИ и содержательно, и структурно, может позволяться только в масштабе, не угрожающем существующему статус-кво.
Барбара Жунисбай, Азамат Жунисбай и Никола Ин Фрай в своей статье рассматривают потребление СМИ в постсоветском Кыргызстане и Казахстане. Используя результаты национальных обследований 2012 года, они сравнивают как обычные люди в Казахстане и Кыргызстане используют и оценивают варианты имеющейся у них информации. В обеих странах телевидение является главным источником, в то время как Интернет – наименее распространенным источником информации. Однако доверие к СМИ в обеих странах показывает разную картину. В среднем, СМИ пользуются более высоким уровнем доверия в Казахстане, чем в Кыргызстане, несмотря на большую независимость и плюрализм медиа в Кыргызстане. Как ни странно, открытая политическая конкуренция и свобода СМИ в Кыргызстане могут иметь негативное воздействие на общественное доверие, в то время как в Казахстане ограниченная политическая конкуренция и контролируемые СМИ повышают общественное доверие. С другой стороны (оптимистичной), можно утверждать, что читатели в Кыргызстане, возможно, развивают более критический взгляд на основе накопленного опыта демократических выборов, развитых дебатов и связанных с этим практик. Однако результаты исследования также показывают, что кыргызская общественность не критикует все СМИ в равной степени. Подобно респондентам в Казахстане, в Кыргызстане респонденты больше доверяют визуальным СМИ (телевидение и интернет), чем текстовой информации (газеты и журналы).
Олена Николаенко из Университета Фордхам также сравнивает эти две страны в статье «Молодые потребители медиа и представление о честных выборах в Казахстане и Кыргызстане». В статье анализируются медиа-интересы молодежи двух стран и взаимосвязь с их доверием к избирательному процессу. В частности, анализ сравнивает влияние телевидения и Интернета на восприятие молодых людей о честности выборов. Исследование предполагает, что потребление теленовостей повышает доверие граждан к проведению свободных и справедливых выборов в стране, в то время как Интернет-новости негативно влияют на уровень доверия населения к избирательному процессу. Автор предполагает, что Интернет подвергается меньшей государственной цензуре, чем телевидение, и, таким образом, дает больше возможностей для изучения политики с различных точек зрения, стимулируя выработку более критической оценки национальных выборов. Развитие Интернета, таким образом, может иметь большое значение в росте общественного возмущения в отношении сфальсифицированных выборов, и может вызвать негативную реакцию против действующей власти, как это было в Грузии (2003), Украине (2004), и Кыргызстане (2005) . Расширение доступа к сети Интернет в конечном итоге может подорвать политическую легитимность правящей элиты в недемократическом режиме. Но пока в указанных странах влияние онлайн новостей на политическую активность молодежи остается довольно скромным.
Лука Анчески анализирует, как управляется онлайн медиа в Казахстане при режиме «консолидированного авторитаризма». Власти Казахстана систематически сокращали подачу политического анализа на веб-сайтах страны, одновременно сдвигая популярные привычки потребления онлайн контента в неполитических направлениях. Статья утверждает, что существует тесная связь между прогрессивной деполитизацией киберпространства Казахстана и консолидацией сообщества потребителей неполитического Интернета. Другими словами, желание режима сохранить власть оказало значительное влияние на формирование мировоззрения казахстанского киберпространства, непосредственно влияя на потребительские привычки населения, имеющего регулярный доступ в Интернет.
Властям Казахстана удалось с некоторым успехом установить контроль над киберпространством Казахстана, но и оппозиционным силам в настоящее время разрешено работать в Facebook, где самые раскрученные политические дискуссии происходят по линии анти-евразийского движения, возникшего в Казахстане в преддверии подписания договора о Евразийском экономическом союзе. Однако присутствие анти-евразийского движения в Интернете не организовано и малочисленно. В итоге, имеющаяся небольшая блогосфера Казахстана имеет деполитизированное мировоззрение.
Автор рассматривает несколько этапов ограничительных мер властей в Казахстане с конца 2000х до настоящего времени. Власти сочетают ограничительные законы с широким спектром репрессивных методов, включая наказание за распространение ложной информации, приравненное к нарушению национальной безопасности. В результате подавляющее большинство местных пользователей рассматривают Интернет как примитивный, массовый медиум, а такие социальные медиа, как Twitter, используются больше как инструменты PR, а не поле для интеллектуального обмена. Сочетание периодической цензуры и систематического ограничительного законотворчества, в конечном счете, тесно воспроизводит методы контроля над СМИ, принятые в соседних Узбекистане и Таджикистане, а также Китае.
Блокировке интернета в Таджикистане посвящена статья Абдуфаттоха Шафиева и Маринты Майлс. Несмотря на усилия, которые предпринимает государство с 2012 года по подавлению онлайн свободы, в Таджикистане сформировалось виртуальное пространство, включающее активистов гражданского общества, государственных троллей «добровольцев», представителей таджикских диаспор, различных медиа и интернет-ориентированных компаний. В то же время ни одна из этих групп не является доминирующей, поэтому за лидерство в онлайн пространстве идет напряженная борьба.
Таджикистан – отличный кейс для изучения роли Интернета в национальной политике. Среди других стран Центральной Азии Таджикистан предоставляет больше пространства для онлайн автономии, чем в Туркменистане или Узбекистане, но власти применяют наступательную стратегию блокирования доступа к сайтам и троллинг задолго до того, как это начал делать Казахстан. Кроме того, Интернет играет очень важную роль, подключая людей вне страны (мигрантов и диаспоры) с их семьями и друзьями, которые остались дома. В то же время, гражданское общество Таджикистана использует Интернет для расширения и распространения демократических идеалов и принципов.
После вооруженных конфликтов в Раштской долине и провинции Бадахшан, а также на фоне непростой внутриполитической и экономической обстановки правительство с 2012 года начало блокировать доступ к определенным веб-сайтам. Сейчас эта борьба превратилась в «сетевой авторитаризм». Власти периодически блокируют YouTube, Facebook, Одноклассники, ВКонтакте, многие новостные сайты, а также десятки других. Но блокирование не всегда может остановить распространение новостей и прекратить обсуждения в виртуальном мире. В этом случае власти нанимают волонтеров или троллей с фальшивыми именами и фотографиями, которые отстаивают в дискуссиях официальную позицию. Кроме того, Таджикистан, как и другие страны Центральной Азии, является важным клиентом западных компаний, продающих современные технологии наблюдения.
Марлен Ларуэль обсуждает «казахскость» в своем анализе телевизионного ландшафта в Казахстане. В Казахстане ощущается рост давления со стороны России, а молодое поколение все чаще задает вопросы о казахской идентичности. На этом фоне власти, похоже, решили инвестировать в инструменты мягкой силы, укрепляющие казахстанскую/ казахскую культурную автономию. Статья дает краткий обзор казахстанского телевизионного ландшафта и последние изменения на рынке, в сфере языка и рейтингов аудитории. Автор затем берет сегмент документальных фильмов как отражение официальной историографии и анализирует документальный фильм «Знаки. Степные легенды» как пример нового жанра, который можно назвать «патриотическим развлечением».
Два основных государственных канала в Казахстане: «Евразия» и «Казахстан», отражают двойственность позиции Казахстана по вопросам национальной идентичности. Первый канал Евразия ретранслирует программы из России и вещает в значительной степени на русском языке; канал «Казахстан» вещает полностью на казахском языке и нацелен на сельскую аудиторию. Первый канал Евразия продвигает российский взгляд на мировые новости и распространяет российские культурные продукты в Казахстане. Напротив, через канал «Казахстан» государство пытается распространить продукты на казахском языке и «сделанные в Казахстане». Но развлекательные блокбастеры из России привлекают львиную долю аудитории на казахстанском телевидении, и лишь немногие местные постановки, новости, концерты, и, в меньшей степени, сериалы могут конкурировать с российскими культурными продуктами.
Проблема в рынке. Казахскоговорящий рынок рекламы никогда не будет достаточно прибыльным, чтобы обеспечить достаточные доходы для частных производственных компаний, и, следовательно, они будут продолжать полагаться на государственную поддержку. Это парадокс казахстанского телевидения: в то время как оно в значительной степени контролируется властями и транслирует официальную политику, эти каналы не имеют достаточной аудитории, а российские каналы являются гораздо более конкурентоспособными.
Такая ситуация в последнее время начала вызывать озабоченность у властей и казахско-говорящей части населения, и в настоящее время приведена в движение более активная государственная политика с фокусом на «сделано в Казахстане». Тем не менее, казахстанское телевидение все еще избегает освещения противоречивых аспектов национальной истории и делает упор на древности и средних веках.
Только в конце 2000-х годов телевидение стало касаться более современных проблем. Так, например, канал Хабар заказал и показал фильм об «Алаш Орде», модернистском движении казахской элиты начала 20 века, сплотившемся вокруг национальной идеи и позже почти полностью репрессированном. Фильм показывает лидеров Алаш как истинных демократов, борющихся за казахскую государственность. Тем не менее, следует отметить робость, с которой казахстанское телевидение освещает «пустые страницы» национальной истории, связанные с взаимодействием с русским миром.
За исключением фильма об Алаш, нескольких коротких документальных фильмов об их членах и фильма о Мустафе Чокае, казахстанское телевидение в значительной степени воздерживается от обсуждения советской истории. Кроме того, эти фильмы часто выходят в эфир только на казахском языке и, таким образом, доступны для меньшинства населения тогда, как целью их должен быть показ казахского понимания советской истории среди русскоязычного населения. Это отражает колебания текущего политического режима, который напрямую произойдя из советской элиты, старается избегать болезненных воспоминаний о советской эпохе. Вместе с тем на казахстанском телевидении есть дефицит качественных образовательных программ по государственности. Образ новой нации передается через виды архитектуры в Астане и ее символики, а не через осмысление спорного прошлого.
Питер Роллберг продолжает тему нациестроительства на малом экране Казахстана через пример – сериал «Астана –любовь моя».
В 2010 году на телеэкранах Казахстана были показаны первые эпизоды минисериала «Астана – любовь моя». Сериал, вдохновленный президентом Нурсултаном Назарбаевым, стал крупным культурным и социальным событием, обретя почти квази-официальный статус. Вместе с этим сериал отражает дебаты, ведущиеся в стране, о национальной идентичности и стратегии будущего. Мини-сериал заслуживает внимания исследователей из-за способа, которым казахстанские власти воспользовались, чтобы определить прошлое, утвердить важную роль президента страны, идентифицировать своих союзников сегодня и в будущем, а также продемонстрировать свое определение положительных этических и культурных ценностей в неокапиталистической авторитарной среде.
«Астана – любовь моя» стала отражением элиты Казахстана, обнажив идеологические концепции эпохи Назарбаева. Неокапиталистический высший класс Казахстана очевиден в каждом эпизоде сериала, но система, на которой этот класс базируется, не так ярко выражена. Фильм утверждает, что у каждого есть возможность «достичь верха», образно выражаясь, «исполнить свою мечту». В то же время в сериале существует дефицит ссылок на историю Казахстана, религию и параметры других ценностей.
В настоящее время казахское телевидение и кино возвращается к национальному, коммерчески жизнеспособному производству в рамках нациестроительства. Сериал «Астана – любовь моя» нельзя назвать просто двенадцатичасовой рекламой президента Казахстана и его политики. Этот минисериал заслуживает внимания тем, как безупречно интегрирует социально-политические ценности в мелодраматическую историю, передавая свою идеологию почти безболезненно, в увлекательной форме.
В своей статье «Общественные онлайн дебаты в Центральной Азии: взгляд журналиста» Навбахор Имамова пишет, что появление Интернета и рост его пользователей, особенно среди молодежи и в социальных медиа, оказывают положительный эффект в Центральной Азии, связывая эти страны с миром все теснее, чем когда-либо раньше. Несмотря на попытки правительств ограничить Интернет, поток информации через социальные медиа уже не остановить.
Автор утверждает, что попытки контроля социальных медиа обречены на неудачу по трем конкретным причинам. Во-первых, все центрально-азиатские правительства, хотя и в разной степени, уже приняли тот факт, что мир стал цифровым. Они понимают, что для того, чтобы их считали современными обществами, они должны стараться, даже если поверхностно, приспособиться к Интернет-ландшафту. Даже в Центральной Азии идея «электронного правительства» стала актуальной, и правительства Казахстана и Узбекистана инвестируют в создание соответствующих платформ. Во-вторых, в Центральной Азии велика доля людей в возрасте до 49, которые, как правило, активны в Интернете. Ограничить их доступ к Интернету невозможно без применения репрессивного контроля. И в-третьих, к социальным медиа людей привлекает качество информации и способ ее распространения. В социальных медиа есть чувство движения вперед, ожидание нового и желание создать и поделиться информацией. С журналистской точки зрения, социальные медиа также создают беспрецедентные возможности по улучшению критического мышления и активизации обсуждения критических вызовов региона с более широкой аудиторией.
Социальные медиа позволяют людям взаимодействовать друг с другом и обмениваться мнениями, в том числе по политическим или культурным особенностям, а также «запретным темам», таким как безопасность, гомосексуализм и атеизм. Информация в социальных медиа почти всегда начинается с одного человека, подключенного к миру через свой компьютер, мобильный телефон или планшет. Это – глубокое изменение для Центральной Азии, где всегда существовала коллективная, а не индивидуальная общность и где личное мнение не имело значения, где главную роль играла семья, община и местная власть.
