В своей научной статье «Маънавият в Узбекистане: идеологическое извлечение из советского прошлого?» (декабрь 2017 г), докторант факультетa политологии Центрально-Европейского Университета Серафин Маэрц (Seraphine Maerz) изучает понятие «маънавият» (“духовность”) в Узбекистане и утверждает, что оно используется как моральная основа официальной идеологии национальной независимости. Исследовательница считает, что концептуализация понятия «маънавият», сопровождающая его риторика, идеи и речевые обороты выявляют аналогии с советским временем. Автор пишет, что дискурс о «маънавият» во многом напоминает советские идеологические образы и также служит для того, чтобы придать легитимность авторитарному режиму.
Старый и новый «маънавият»
Маэрц обращает внимание, что изначально религиозное понятие «маънавият» стало политизироваться и использоваться как официальная идеология государства с начала 1990-х годов. По её мнению, правящие элиты подчеркивали необходимость разрыва с советским прошлым, в частности с его идеологией, и отмечали важность возвращения узбекского народа к досоветским традициям и ценностям. «Маънавият» стал преподноситься как часть коллективной памяти узбеков и термин стал модным словечком в официальной риторике автократичного режима. Этому свидетельствуют многочисленные публикации, издательство «Маънавият», телеканал с одноименным названием и обязательные экзамены по духовности в школах и университетах.
В вводной части Маэрц пишет о работах других исследователей, которые уже изучали идеологию пост-советского Узбекистана. Она отмечает первичное исследование работ Сары Кендзиор, которая описала маънавият как «оплот» идеологического аппарата Узбекистана в своей работе. Кроме этого, Маэрц ссылается на изучение Эндрю Марча национальной идеологии Узбекистана и его четыре взаимосвязанных главных аргумента: 1. «Hациональная идеология» обеспечивает идеологический иммунитет, защищая узбекский народ от всех чуждых идеологических угроз, таких как вестернизация, глобализация, радикальный ислам или наследие советской идеологии. 2. «Hациональная идеология» отражает подлинный характер и культуру узбекского народа, а не навязывается извне. 3. Идея национальной независимости объединяет всех людей под единым национальным флагом. 4. Hациональная независимость и единство руководствуются общей целью, широко именуемой как «развитие», обещающей процветающее будущее.
Маэрц развивает эту тему дальше и рассматривает лингвистическую сторону письменных работ о «маънавият». Для этого она изучила труды президента Ислама Каримова, а также законодательные тексты – основу для оформления доктрины «маънавият». Кроме этого, ею были рассмотрены образовательные и научно-публицистичекие статьи авторов, близких к властным кругам. Её исследование показывает, что несмотря на осуждение советского времени как период «идеологического закабаления» (mafkuraviy asoratlar), нынешний режим продолжает применять советские речевые обороты, мысли и практику в пропаганде «новых» идей «маънавият».
Идеология И. Каримова – «националистичная по содержанию, но ленинистская по форме»
Отталкиваясь от определения Эндрю Марча, называющего идеологию И. Каримова «националистичной по содержанию, но ленинистской по форме», Маэрц хочет понять, как узбекская идеология становится автономной структурной силой политики. Акцентируя внимание на «маънавият» как на центральном элементе «национальной идеологии», автор делает подробный анализ того, как официальный дискурс вносит свой вклад в легитимизацию идеологии Узбекистана.
Высокая цель «маънавият» в постсоветском Узбекистане
Связь с целью развития в трудах Каримова видна в контексте «узбекской модели прогресса (taraqqiyotning o’zbek modeli). Утверждается, что в отличие от других, эта модель включает решение социальных и культурных проблем. Она также сильно связана с моралью «маънавият», и этот процесс реформирования экономики и общества обещает прогресс, стабильность и процветание. «Маънавият» также связан с национализмом, так как он изображается как «национальная» ценность (milliy ma’naviyat) и врожденная духовная культура узбекского народа, исходящая из досоветских обычаев и традиций. Здесь прошлая слава узбеков провозглашается основой для национальной гордости. Третьей и самой эффективной точкой определения «маънавият» в официальных трудах является сам режим. Маэрц отмечает, что изображая «маънавият» как ценность узбекского народа, бывшей под угрозой в советские времена, Каримов и придворные интеллектуалы сохранили за собой моральное право для нового определения духовности. Кроме этого, на понятие «маънавият» сильно повлияли инциденты, такие как теракт в Ташкенте в 1999 году или события в г.Андижане в 2005 году, пишет она. Соответственно, это понятие стало играть главную роль в «дискурсе опасности» И.Каримова, утверждавшего, что Узбекистану и его ценностям угрожали враждебные силы. Последнее подтверждает роль режима в качестве защитника «маънавият».
Согласно автору, эти три связи в официальной каримовской литературе предполагают, что если узбекский народ разовьёт «высокую духовность» (yuksak ma’naviyat), то он достигнет развития, процветания и духовного величия , т.е «цели национальной независимости». Цель «маънавият» понимается как высшая цель национальной идеологии. Версия режима о духовности не подвергается сомнению и любая критика воспринимается как нечто враждебное к узбекскому народу.
«Cкрытая» идеологическая преемственность: лингвистический анализ дискурса о маънавият
Cамо слово «маънавият» редко встречалось в лексиконе и источниках на узбекском языке в советские времена, пишет Маэрц. В советское время больше использовалась прилагательная форма слова (ma’naviy, что означает «духовный»), нежели его существительная форма. Она предполагает, что это произошло из-за советизации, когда обычным делом была замена арабских и персидских слов русскими терминами или даже игнорирование понятий по идеологическим причинам. Следовательно, Маэрц относит возрождение слова «маънавият» к ранним этапам постсоветской трансформации Узбекистана. Она отмечает, что режим активно стремился к созданию «новых» идей и политики, призванных помочь преодолеть советское наследие, способствовать патриотизму и укрепить авторитет нового государства. Поэтому слова: «новый» (yangi), «обновление» (yangilash) и «по-новому» (yangicha) являются ключевыми терминами в публикациях Каримова, часто встречающиеся в сочетании с глаголом «творить» (yaratmoq).
Советское наследие характеризуется как негативное явление, тяжелое бремя, болезнь и время идеологического порабощения
«Хотя национальная независимость действительно является новым опытом для Узбекистана, его идеология в значительной мере опирается на эпос Амира Тимура и другие досоветские повествования», пишет автор. Это представляется основой для обновления общества (jamiyatni yangilash). В то время как «маънавият» считается старым и ценным духовным наследием узбекского народа, советское наследие характеризуется как негативное явление (salbiy), тяжелое бремя (og’ir meros), болезнь (illatlar) и время идеологического порабощения (mafkuraviy asorat). Однако при внимательном изучении, говорит автор исследования, видно, что, пропагандируя «маънавият», идеологи заимствуют советские речевые обороты и выражения. Другими словами, «содержание повествования изменилось, но его логика oсталась прежней», суммирует Маэрц.
Одним из наиболее очевидных примеров является термин «кадр», пишет Маэрц. Это типично социалистическое обозначение для должностных лиц и лидеров в политике и экономике. Так, особо подчёркивается важность «маънавият»в национальной программе по подготовке кадров (kadrlar tayyorlash milliy dasturi). Говоря о взаимоотношении «маънавият» и социально-экономической сферы, часто используются выражения как «ishlaq chiqaruvchi kuchlar», т.е прямой перевод марксистско-ленинской концепции «производительные силы». Автор также обнаружила новые слова, имеющие русское или европейское происхождение, но следующие морфологическим правилам узбекского языка. Например, термин “kontrastlik”, означающий “контрастность”, где корень слова «контраст» был дополнен суффиксом узбекского прилагательного «-lik». Подобное положение привело к построению слов, необычных для тюркских языков, например, слов, начинающихся с прилагательного префикса «umum-» (общий, общий): «umummilliy» – общенациональный и «umumtaraqqiyot» – всеразвитый – явно взятых из советской риторики о «всеобщем» прогрессе или «всесоюзном» равенстве. Другим примером идеологического заимствования является термин «sinf». Это узбекско-таджикский эквивалент русского слова «класс» из марксизма-ленинизма. Согласно Маэрц, aвторы «маънавият» по-прежнему часто используют идеологически окрашенные слова, как «ijtimoij-sinfiy tuzilma», т.е «социально-классовая система» или «mulkdorlar sinfi», т.е «класс собственников» вместо менее идеологически окрашенного словa «qatlam» – «социальный слой».
Помимо отдельных слов, показывающих отпечаток советских времен, тексты по «маънавият» включают в себя языковые концепции советского стиля. Маерц пишет, что они часто оперируют предложениями, заканчивающиеся словами «lozim», «kerak», «zarur» («нужно», «надо»,«необходимо» или «hal qilish lozim» «необходимо решить»). Другим примером является слово «vazifa» («долг», «задача»), что часто встречалось в советской идеологии, и обычно используется вместе с «muhim» (важный). Cлово «маънавият» чаще всего встречается в сочетании со словами «milliy» («национальный»), «yangicha ong», «yangicha tafakkur», «yangicha dunyoqarash» («новое сознание», «новый менталитет» и «новое мировоззрение») или с глаголами «rivojlanmoq», «targ’ib etmoq», «singgan bo’lmoq» («развиваться»,«раcпространяться» и «проникать»).
Образовывая массы
Формулировки из советских текстов также приспособились к новому националистическому контексту в независимом Узбекистане
Маэрц указывает на «поразительное риторическое сходство между советской и узбекской идеологией, которое прослеживается в текстах журнала «Ёшлик» («Молодежь»), сравнивая советские экземпляры с 1982 по 1984 год и ряд выпусков, опубликованных в 2010-2013 годах. В параграфах с образовательным и идеологическим содержанием присутствуют одинаковые глаголы как «amalga oshirmoq» (внедряются на практике, реализуют), «rivojlanmoq» (разрабатывать), «shakllanmoq» (формироваться), «aylanmoq» (изменять, трансформировать), «tarbiyalamoq» (воспитывать) и «qo’llab-quvvatlamoq» (поддерживать). Формулировки из советских текстов также приспособились к новому националистическому контексту в независимом Узбекистане. «Следовательно, «kommunistik ruhda» (в духе коммунизма) сталo «milliy ruhda» (в духе нации), «sotsialistik madaniyat, adabiyot» (социалистическая культура, литература) были изменены на «milliy madaniyat, adabiyot» (национальная культура, литература). И если в прошлом речь шла о создании коммунизма (kommunizm qurilishi) и его высоких идеалах (yuksak ideallar), в настоящее время речь идет о построении государства (davlat qurilishi) и возвышении «маънавият» (yuksak ma’naviyat)», добавляет она.
Выпуск журнала «Ёшлик» советского времени пишет: «Крайне важно поддерживать (qo’llab-quvvatla-) всю политику Коммунистической партии Советского Союза и эффективно претворять эту политику в жизнь (amalga oshirmoq); «Наша литература и искусство помогают партии воспитывать (tarbiyalamoq) людей в духе коммунизма (kommunistik ruhda) и сформировать настоящих советских людей». Также пишется об «успешно претворённой в жизнь (amalga oshiriligan) программы установления коммунизма в нашей стране».
Тот же журнал сообщает между 2010-2011 гг, что «успех претворяемых в жизнь (amalga oshirilayotgan) реформ в нашей стране характеризуется огромной духовной зрелостью и национальным духом (milliy ruh)». B журнале подчеркивается, что «Наши писатели должны (lozim) видеть моральное и духовное (ma’naviy) образование совершенного поколения (barkamol avlod) своими наиболее важными задачами (muhim vazifa), обучая их национальному искусству, обычаям и традициям,которые отражают наши национальные ценности».
Инструкции для элиты
Автор также обращает внимание на изменение в риторике, когда обращение идёт не к народу, а к представителям элиты или близким кругам. Это видно по содержанию книг по духовности, которые, по-видимому, расcчитаны на узкий круг элиты, экспертов и образованных людей, а не на массы. В них идеи «маънавият» обычно привязываются к конкретным экономическим и социологическим темами. Маэрц утверждает, что в отличие от довольно общих и простых «путеводительных» материалjd Каримова и других авторов, объяснения «маънавият» здесь гораздо детальнее и изощрённее. Книги содержат инструкции о том, как правильно обрабатывать население идеями «маънавият» (например, они полны предложений таких, как: «omma ongiga singdirmoq» («привить что-то в сознании людей»), «doimo targ’ib etilishi kerak»(«должно постоянно пропагандироваться»), «ongiga singdirilib borishi zarur» («должно проникать в сознание людей»).
В то время как массам «маънавият» преподносится как компонент ислама (в удобной для режима форме), более конкретная литература следует более «научному» подходу. Ирония заключается в том, пишет Маэрц, что хотя марксизм-ленинизм описывается негативно, эти пояснения о духовности, человечестве и природе показывают очевидное сходство с мышлением Маркса.
Отрывок из публикации “Духовность – цель нации” Aбдурахима Эркаева, издательство “Маънавият”, Ташкент, 1999:
Духовность (маънавият) – исключительно человеческое качество. Следовательно, это не нечто божественное или сверхъестественное, а социальное явление, связанное с действием человека. В природе нет духовности. Можно адекватно утверждать, что человек отличается от животного и общество отличается от природы из-за духовности.
Маэрц замечает, что xотя эти идеи явно противоречат досоветским и западным религиозным взглядам, они вполне созвучны дуализму Карла Маркса, который в целом описывал человечество как часть природы, но также утверждал, что производительность (материальная или нематериальная), различает их. «Такое восприятие духовности, напоминающее советские понятия о духовности, указывает на то, что элите, задействованной в пропаганде «маънавият», всё ещё не чужды идеи марксистско-ленинского мировоззрения», заключает автор.
Заключение
В своём исследовании Серафин Маэрц показывает, что в постсовесткосм Узбекистане, высшая ценность (telos) «маънавият» сопоставима с высшей целью коммунизма как онтологически фиксированная, следовательно, автономная опора идеологии. Вопреки изображению «маънавият» как возвращению узбекского народа в их досоветское прошлое, к врождённым ценностям и традициям, автор прослеживает сильный советский отпечаток в концептуализации и пропаганде этого понятия.
Во-первых, узбекский режим использует дискурс о “маънавият” как телеологический способ легитимизации, который напоминает советскую модель укрепления авторитаризма. В этом отношении «маънавият» изображается как духовная особенность узбекского народа, которая нуждается в защите и подпитывании, чтобы принести развитие и величие странe. Согласие с версией режима о «маънавият» становится обязывающей силой в узбекской политике подобно тому, как коммунизм был высшей целью в советское время. Во-вторых, лингвистический анализ показывает, что правила коммуникации в дискурсе о «маънавият» удивительным образом схожи с правилами дискурса, использовавшимися в советской идеологии. Эта «скрытая» идеологическая преемственность усиливает легитимирующий эффект на «маънавият»-дискурс и тем самым укрепляет режим.
В этой связи, автор предлагает рассмотреть и то, как этот процесс будет продолжаться в будущем. Ввиду того, что «советизмы» в официальных работах являются характерной чертой нынешнего режима, в теории они могут исчезнуть с приходом к власти следующего поколения элит. Маэрц задаётся вопросом о том, какие изменения могут произойти в идеологической ориентации страны после кончины президента Ислама Каримова. Будет ли это похоже на случай Туркменистана, где довольно сомнительная книга “Рухнама” не потеряла значимость, несмотря на смерть Сапармурата Ниязова, либо же новые элиты вновь подвергнут сомнению идеологическое наследие старого режима, сохраняя при этом многие идеи и правила под новым названием?
