Voices on Central Asia (Голоса в Центральной Азии) – это новая платформа для экспертов, авторов и журналистов, работающих по Центральной Азии, призванная развивать обмен исследованиями, дискуссиями, фотографиями и другими данными в более доступной форме. Эта платформа появилась в результате сотрудничества между Программой Центральной Азии (CAP) и Региональной аналитической сетью Центральной Азии (CAAN), обе которые входят в Институт европейских, российских и евразийских исследований Университета Джорджа Вашингтона (IERES).
Ниже мы приводим перевод главного материала нового ресурса «2018: What is Stirring in Central Asia?», посвященного прогнозам и сценариям в регионе в 2018 году.
Марлен Ларюэль, директор Программы Центральной Азии (CAP) делится своим мнением о случившихся и грядущих преобразованиях в регионе:
Предполагаемая новая стратегия США в отношении Афганистана не изменит характер ограниченного участия Америки в регионе. Внешняя политика Вашингтона будет сосредоточена на Ближнем Востоке, России и Северной Кореи, и это в сочетании с изоляционистским настроем Соединенных Штатов оставляет мало места для Центральной Азии на радаре Вашингтона.
Китай будет продолжать развивать свою стратегию «Шелкового пути», но и она, похоже, замедляется. По крайней мере, в ближайшей перспективе проект не будет иметь значительного трансформационного воздействия; влияние Китая на экономику и общество региона останется примерно таким же, как и сейчас. Россия, со своей стороны, занята внутренними делами, в частности, обеспечением переизбрания Путина в марте и подготовкой нового президентского мандата, возможно, последнего. По мере того как российская экономика медленно восстанавливается, с положительным прогнозом роста на 2018 год, она будет продолжать привлекать мигрантов из Центральной Азии, роль которых в происходящих в регионе социальных преобразованиях, в частности в отношении ислама, остается критической. Однако, с точки зрения внешней политики, Россия в первую очередь сосредоточена на своих отношениях с Западом, включая восстановление хороших отношений с некоторыми европейскими столицами; поиск выхода из Сирии, опираясь на достигнутый успех, а также взаимодействие с основными азиатскими партнерами. В этом контексте Москва по-прежнему считает Центральную Азию сравнительно «стабильной» сферой своего влияния и поэтому ей не будет уделяться особого внимания. И последнее, но не менее важное: стоит упомянуть роль Турции в Центральной Азии: 2018 год может открыть новые пути для развития отношений Турции Эрдогана с Казахстаном и Кыргызстаном на фоне прекращения действия главного инструмента турецкой «мягкой силы» – движения Гюлена.
Александр Либман, профессор Мюнхенского университета имени Людвига и Максимилиана, размышляет о перспективах взаимодействия Центральной Азии и Евразийского экономического сообщества (ЕАЭС).
В последние годы влияние Евразийского экономического союза на экономическое развитие стран Центральной Азии стало предметом споров. Выделяется два вопроса: высокие внешние тарифы и отсутствие прогресса в отмене внутренних нетарифных барьеров. Экономический кризис в России и снижение цен на нефть с 2014 года оказали неоднозначное влияние на роль ЕАЭС: они снизили потенциальные выгоды от сотрудничества с Россией, одновременно сделав центральноазиатские экономики более хрупкими и, следовательно, зависимыми от сохранения существующих экономических связей, в том числе с Россией. Хотя экономическая ситуация в России несколько улучшилась в 2017 году (с соответствующим положительным воздействием на страны Центральной Азии), Россия не сможет избежать застоя в обозримом будущем. Существующие экономические прогнозы на 2018 год предполагают, что экономики стран Центральной Азии будут продолжать расти, но это связано либо с нынешним очень низким уровнем экономического развития (как в случае с Кыргызстаном), либо обусловлено продолжающейся стабилизацией цены на нефть (как в случае Казахстана), которые, как показали последние годы, могут быть подвержены непредсказуемым колебаниям.
С этой точки зрения наиболее вероятным сценарием для ЕАЭС в 2018 году является продолжение стагнации с некоторым ограниченным прогрессом в отдельных областях (например, на общем рынке электроэнергии), где уже проделана большая работа. На самом деле, можно ожидать, что Россия станет более терпимой к тому, что отдельные страны будут пренебрегать своими обязательствами перед ЕАЭС. Если для Армении и Беларуси эта толерантность будет ограничена логикой геополитики (сопротивление тому, что российское руководство воспринимает как растущее влияние ЕС), Россия, скорее всего, будет меньше обеспокоена Центральной Азией. В то же время основные элементы ЕАЭС будут сохранены: как уже упоминалось выше, в нынешних экономических условиях, конечно, не в интересах центральноазиатских государств создавать новые барьеры для экономических отношений с Россией. Страны Центральной Азии останутся в сложном положении, зависящем от России, но не могут полагаться на Россию как источник экономического роста.
Кейт Маллинсон, научный сотрудник Chatham House, предлагает свое видение контуров неизбежного транзита в Казахстане.
Как единственный лидер советской эпохи, все еще находящийся у власти, и четвертый в мире по длительности правления, 77-летний президент Нурсултан Назарбаев использует свой срок пребывания в 2018 году? Его ключевыми задачами являются работа над его наследием в роли «Ататюрка Казахстана», а также защита интересов его семьи в случае его неизбежного ухода. Его мессианское восприятие той роли, которую он играет, и стабильности, которую он обеспечивает в Казахстане, особенно в условиях нынешней экономической неопределенности, означает, что движение вперед не входит в его повестку дня.
На международной арене Назарбаев добился значительных побед и создал нишу для Казахстана в условиях все более турбулентного геополитического порядка. В январе 2018 года Казахстан начинает свое с трудом заработанное председательство в Совете Безопасности ООН. В следующем году Назарбаев продолжит предлагать Казахстан как нейтральную базу для проведения мирных переговоров и беспрецедентных встреч между лидерами Центральной Азии. Страна также предпримет дальнейшие шаги к членству Казахстана в ОЭСР.
Учитывая непростые краткосрочные перспективы для экономики Казахстана – из-за капризов на нефтяных и сырьевых рынках, продолжающейся слабости банковского сектора и давления на тенге – успешная программа приватизации в 2018 году имеет жизненно важное значение для экономического успеха. В течение последних двух десятилетий были предприняты различные программы приватизации, и реализация последней не должна стать тормозом для проведения реформ в Казахстане.
Несмотря на попытки построить наследие Назарбаева, контуры неизбежного президентского перехода уже видны. Казахстанские бизнес-элиты и инвесторы обеспокоены стабильностью политики в любом сценарии после Назарбаева. Глобальные события в 2017 году, в том числе «борьба с коррупцией» в Саудовской Аравии и свержение президента Зимбабве Роберта Мугабе, обеспокоили внутренние круги. У соседей первая демократическая передача власти в Центральной Азии (в Кыргызстане) и снижение влияния семьи бывшего президента Ислама Каримова в Узбекистане стали не менее тревожными сигналами для элиты.
Такая управляемая преемственность, вероятно, произойдет к концу нынешнего срока Назарбаева в 2020 году и, возможно, раньше, если Назарбаев назначит досрочные выборы. Несмотря на преобладание неформальных договоренностей о разделении власти, Назарбаев будет соблюдать конституцию, чтобы придать легитимность будущему руководству. Ключевые элиты и члены семьи будут назначены на роль коллективного руководства, не полагаясь на одного назначенного наследника. Работая над этим сценарием, в 2018 году Назарбаев продолжит вносить свой вклад в стратегию правительства, включая конституционные поправки, которые уменьшат власть его преемника, укрепит роль премьер-министра и перераспределит власть, убрав ответственность за национальную безопасность и внешнюю политику, а также право наложения вето на законы от верховного лидера.
Шон Робертс, профессор Университета Дж. Вашингтона, анализирует произошедшие изменения в Узбекистане.
В 2017 году Узбекистан преподнес самый настоящий сюрприз. Приход к власти Шавката Мирзиёева после смерти Ислама Каримова не стал удивительным, но изменения, которые Мирзиёев предложил для страны с момента прихода к власти, стали неожиданными, если не сказать больше. Будучи премьер-министром Каримова на протяжении более десяти лет, мало кто ожидал, что Мирзиёев изменит курс страны, и многие аналитики предсказывали, что он будет управлять еще более жестко, чем Каримов. Тем не менее, стратегия развития нового президента, план масштабных реформ, начатых вскоре после того, как он пришел к власти, пообещали спокойную революцию сверху, которая постепенно может уничтожить в значительной степени неустойчивую систему, которую построил его предшественник. Более того, хотя критики постоянно ставят под сомнение искренность предложенных реформ этой стратегии, изменения, уже внесенные новым правительством в Ташкенте в 2017 году, были не чем иным, как трансформационными.
Все эти изменения стали приятным сюрпризом для многих жителей Узбекистана, которые привыкли к одному из самых авторитарных режимов в мире в последние годы жизни Каримова. Более того, эти ветры перемен сопровождались, по крайней мере, небольшими послаблениями на политической арене. Несмотря на то, что новое правительство не предприняло значительных шагов в направлении фактической демократизации, Мирзиёев искал способы уменьшить репрессивный характер государства и получить больший вклад от граждан. Эти меры включали освобождение политических заключенных, повышение терпимости властей к религиозному поведению среди граждан и создание «виртуального кабинета», что позволяет гражданам подавать жалобы или давать рекомендации правительству через электронные СМИ.
Несмотря на эти значительные изменения в 2017 году, реальный тест для будущей траектории Узбекистана наступит в следующем году. События в стране в течение 2018 года должны помочь ответить на вопрос о том, действительно ли Узбекистан либерализуется или просто смягчает свой авторитарный стиль управления. Хотя многие политические заключенные были освобождены, власти недавно посадили других политических противников. В то время как государственные СМИ взяли более критический тон, пока рано говорить о развитии независимых СМИ. Кроме того, несмотря на активное участие правительства в рассмотрении жалоб и рекомендаций, в стране практически нет независимого гражданского общества. Наконец, нет никаких признаков того, что политические партии развиваются, чтобы соревноваться на выборах на конкурсной основе, или что парламент действительно сдерживает исполнительную власть.
Если в следующем году в этой сфере будет хотя бы скромный прогресс, это будет говорить о том, что Узбекистан действительно меняется, но если прогресса не будет, то это означает, что существуют значительные лимиты для изменений, которые Мирзиёев пытается ввести в стране. Однако, если Мирзиёев действительно попытается либерализовать политическое пространство даже постепенно в течение следующего года, другой вопрос, на который мог бы ответить 2018 год, – это реальная степень полномочий нового президента в отношении органов безопасности и других влиятельных игроков. С одной стороны, по крайней мере частичная политическая либерализация могла бы усилить Мирзиеева, обеспечивая ему общественную поддержку и ослабив силу консервативных элементов, которые по-прежнему привержены культуре контроля, созданной Каримовым. С другой стороны, это может быть опасной игрой и может привести к аннулированию даже тех успехов, достигнутых в 2017 году. В любом случае 2018 год станет для Узбекистана важным для Узбекистана годом и, вероятно, прояснит будущее самой густонаселенной страны в Центральной Азии.
Медет Тюлегенов, профессор Американского Университета в Центральной Азии (АУЦА), задается вопросом о том, насколько стабильной будет политическая ситуация в Кыргызстане в 2018 году после смены президента.
Смена власти осуществлена стабильно, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Важнейшая задача обеспечения плавной последовательности на выборах была успешной благодаря ныне экс-президенту Атамбаеву. Это был первый случай, когда президент Центральной Азии участвовал в выборах без участия в них (не считая временного председательства Отунбаевой). За месяц до выборов Атамбаев быстро и недвусмысленно включился в игру, поддержав своего возможного преемника Сооронбая Джеенбекова и яростно нападая на главного конкурента, Омурбека Бабанова. В значительной степени победа на выборах Джеенбекова, рейтинг которого был очень низким за несколько месяцев до выборов, был обеспечен его предшественником.
У недавно избранного президента есть как минимум три неотложные задачи. Первый – это создание образа, соответствующего его статусу президента. Что включает в себя построение своего имиджа как независимого политика, даже считаясь с наследием Атамбаева. Это единственный способ получить поддержку общественности и политической элиты, которая ему нужна при выполнении даже самых минимальных президентских функций. Сравнение с Атамбаевым, которое, вероятно, будет проводиться часто в ближайшей перспективе, это и благословение, и проклятие – легко выглядеть лучше, когда вы открыто не формулируете свои собственные моральные суждения в государственной политике, но ведь все ожидают, что это молчание когда-то прекратится.
Еще одна задача – исправить затяжной ущерб, нанесенный его предшественником на внешнеполитическом фронте, прежде всего в плане двусторонних отношений с Казахстаном. Однако речь идет не только об улучшении отношений с Казахстаном, но и с ЕАЭС, Узбекистаном и за пределами постсоветского пространства.
Высокая напряженность внутри триумвирата (президента, премьер-министра и спикера), скорее всего, будет иметь место – главным образом между президентом и премьер-министром. Ведение собственных независимых «шоу» – на иностранных и внутренних фронтах – это способ для политиков обеспечить разделение властей. Тем не менее, два фронта взаимосвязаны, и есть институциональное наследие участия президента во внутренней политике. То, как нынешнее правительство продолжит свой пакет реформ («40 шагов к новой эпохе»), будет указывать на подход исполнительной власти. Во многих отношениях мяч находится в стане Джеенбекова: преодоление наследия Атамбаева, где министры регулярно отчитывались перед президентом перед камерами, станет примером реконфигурации отношений внутри политического поля.
Ситуацию с Казахстаном можно рассматривать как временную аберрацию или как признак более широкой проблемы. Это кризис на многих фронтах – с точки зрения двусторонних отношений, многосторонних отношений внутри ЕАЭС и выявления уязвимости Кыргызстана. В то время как первые два фронта будут исправлены на официальном уровне, вопрос о слабости логистики Кыргызстана должен быть изучен дальше.
Вероятно, Атамбаев сохранит сравнительно низкий профиль, и его общественное участие в политике, возможно, будет ограничено его любимой темой, моральным развитием страны. Это, по крайней мере, сфера, в которой он имеет определенную легитимность и где он не чувствует конкуренции со стороны нового президента. Существует высокая вероятность того, что он останется общественным деятелем и/или окажет неформальное влияние на президента и нынешнего главы кабинета министров. Хотя последняя роль может длиться недолго, граждане Кыргызстана будут продолжать видеть, что он публично участвует по целому ряду вопросов, и это, возможно, позволит ему вернуться к официальной политике в некотором качестве, например, как глава партии на парламентских выборах.
2018 год, скорее всего, будет сравнительно нестабильным, а из-за напряженности в отношениях между исполнительной и парламентской властью могут произойти самые драматические события. «Стабильность», ключевое слово кампании для нового президента, может быть темой года. Это говорит о возможности перестановок в парламентской коалиции или в правительстве, что сделает политику предстоящего года несколько более оживленной. Процессы, способные привести к более радикальным политическим изменениям, могут быть вызваны неудовлетворенностью тех групп, которые остались не у дел в период после выборов. Это может усугубиться еще одним возможным разделением ролей между новым премьер-министром и президентом, где премьер-министр проводит либеральные реформы, в то время как президент получает контроль над безопасностью (формально президентскую функцию) и блокирует инакомыслие. Все это имеет потенциал для создания трещин в политической элите.
